Северин рассказал ему обо всем, начиная с предложения Гипноса… и заканчивая наградой, которую он пообещал за выполнение задания.

– Дом Ко́ры? – Тристан практически выплюнул эти слова. – После того, что она…

– Я знаю.

– Ты собираешься принять предложение?

Северин поднял руку, показывая причудливые татуировки – символ клятвы и заключенного договора.

– У меня нет выбора.

В тот момент лицо Тристана было абсолютно непроницаемым.

После мгновения, длившегося целую вечность, Тристан поднял руку. Его ладонь пересекал серебряный шрам, такой же, как у Северина; правда, никто из них не знал, откуда он появился. Это было не важно.

Наконец Тристан прижал свою ладонь к ладони Северина и сказал:

– Я не дам тебя в обиду.

Одним из самых больших секретов Падшего Дома было место их собраний.

Говорили, что ключ к месту их встреч и утерянному сокровищу был спрятан в костяных часах, которые были у каждого из членов Дома. Часы получили такое название из-за узора из костей, покрытого серебром, который их украшал. С тех пор, как члены Дома были изгнаны или казнены, прошло пятьдесят лет, но никто так и не смог разгадать их шифр. Теперь эта история считалась простым слухом, который со временем превратился в миф. Но это не значило, что интерес к часам совсем угас. Они стали предметом внимания многих коллекционеров.

Одни из немногих оставшихся часов хранились на книжной полке Северина.

За все время, что костяные часы находились у Северина, они так и не открыли ни одного из своих секретов. И все же иногда стрелки замирали на шести минутах третьего, что было довольно странно, учитывая, что на часах было всего одно слово: nocte.

Полночь.

Северин часто смотрел на них, когда о чем-то раздумывал.

Пятьдесят лет назад Падший Дом казался всем абсолютно непоколебимым. А теперь… эти часы стали для Северина важным напоминанием о том, что не существует ничего непоколебимого. Все можно разрушить. Башни, достающие до небес, Дома, чьим богатствам может позавидовать любая империя, сияющие серафимы, когда-то пользующиеся доверием Бога. Даже семьи, которые должны были тебя любить. В мире нет ничего постоянного, кроме перемен.

Северин все еще смотрел на часы, когда пришло письмо от Гипноса. Он разорвал конверт, прочел первую строчку и нахмурился.

Будем честны: на моем месте ты бы сделал то же самое.

Костяшки пальцев Северина побелели.

Прежде чем ты бросишь мое письмо в огонь, я надеюсь, ты сможешь найти под пеленой своей ярости хотя бы крупицу благоразумия. Мы будем работать вместе, и, возможно, я не умею презентовать свои предложения наилучшим образом, но я всегда выполняю обещания. Насколько я знаю – ты тоже.

Если во мне будет нужда – только скажи.

Северин ненавидел это слово. Нужда. Его злило, что обещание Гипноса провести тест на наследие пробуждало это самое слово к жизни.

Иногда Северину хотелось забыть, как ему жилось до Ордена. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь со способностями разума пробрался сквозь его воспоминания и уничтожил любое упоминание о том времени. Он чувствовал себя так, словно его преследовали. Не люди, а призраки, казалось бы, позабытых ощущений. Ярко очерченная тень его руки у огня; пушистый кот, дремлющий у него в ногах; белоснежные цветы на фоне темной кожи Кахины; долгожданная ложка меда; ветер, обдувающий лицо… и слова, упавшие в его душу как семена и распустившиеся под солнцем: «Я – твоя Ummi. И я тебя люблю». Северин зажмурился. Он хотел навсегда забыть о том, что потерял. Может, тогда он перестал бы чувствовать себя так, будто когда-то умел летать. Теперь же небо покинуло его, не оставив ничего, кроме воспоминаний о крыльях.

Северин расправил плечи, сжимая и без того измятое письмо Гипноса в кулаке. Он уже знал, что собирается делать – что он должен был сделать. Выходя из кабинета, он почувствовал фантомную боль в области лопаток.