Карета остановилась на rue de la Paix – улице Мира, около известного парижского ателье. Здесь останавливались и другие кареты, из которых выходили женщины в разнообразных костюмах, с перьями на шляпках и сумочками, украшенными драгоценными камнями. Они задерживались на улице на пару секунд, позволяя толпе зевак увидеть, куда именно они направляются.

На улице было непривычно холодно для весны, но Лайла все равно устроила небольшое шоу, приспустив свою черную норковую накидку. Мех сполз по ее плечам, открывая кусочек переливающегося драгоценностями костюма под названием «La Nuit et Les Étoiles» – Ночь и Звезды.

Сумерки окутали улицу Мира бархатной пеленой. Стук лошадиных копыт заглушал негромкую музыку. Издалека колонна на Вандомской площади напоминала иглу, протыкающую небо: теперь с него прямо на прохожих проливался дождь. Фонари освещали улицы, оставляя золотые пятна на мокрых мостовых. Толпа расступалась перед Лайлой, а громкие выкрики заглушали восторженный шепот.

– Энигма! Вы слышали, что прошлой ночью эта Красавица Отеро сожгла павлиньи перья прямо на сцене?

– Энигма! – крикнул один из мужчин. – Это правда, что вы больше не разговариваете с Красавицей Отеро?

Лайла засмеялась, прикрыв рот затянутой в перчатку рукой. На ее пальцах извивались сотворенные кольца-змеи.

– Красавица Отеро многое умеет делать ртом, но вот разговоры – не ее конек.

Толпа взволновалась еще больше. Некоторые были возмущены ее поведением. Другие смеялись и повторяли. Лайла не обращала на них внимания. Все шло так, как они с Каролиной и хотели. Каролина, известная как Красавица Отеро, сама придумала эту оскорбительную фразу. Звезда варьете «Фоли-Бержер» была потрясающей артисткой; кроме того, она была замечательным стратегом, когда дело касалось публичной жизни. Они придумали весь этот план в прошлом месяце за чаепитием. Лайла подумала о том, что надо будет послать Каролине коробочку ее любимых сушеных ананасов.

Шагнув в салон, Лайла быстро прошла по коридору мимо высоких зеркал. Не замедляя шага, она прислушивалась к тихим перешептываниям за своей спиной.

– Вы слышали, что у нее новый любовник?

Все ее «любовники» были либо выдумкой, либо на самом деле ее друзьями, которые совсем не интересовались женщинами. С тех пор, как Лайла прибыла во Францию, она установила для себя особое правило, которое нарушила лишь однажды. С Северином.

Лишь раз она пошла на поводу у своих желаний. Ведь один раз – это такой пустяк. Она держалась за эту мысль, притягивая Северина к себе. Ей было бы спокойнее, будь это простой похотью, но той ночью она чувствовала притяжение, сравнимое лишь с той силой, которая не дает звездам падать с ночного неба. Такого она себе не представляла.

Это было ошибкой.

В салоне сотворенные платья парили над кристальным подиумом, и ткань растягивалась так, словно в них шли невидимые люди. Кутюрье забирались на высокие лестницы, поднимая метры жесткого кринолина или рулоны сотворенного шелка. Такая ткань могла повторить любой оттенок: от осеннего неба до туманных сумерек, украшенных тусклыми звездами.

Кутюрье Лайлы поприветствовал ее у входа.

– Мой вечерний наряд готов? – спросила она.

– Конечно, мадемуазель! Вы будете в восторге! – воскликнул он. – Я работал над ним всю ночь.

– Он подойдет к моему костюму?

– Да, конечно, – заверил ее кутюрье.

Она собиралась остаться в своем костюме, но ей нужна была подходящая к нему свободная мантия, чтобы появиться в ней на революционной вечеринке Дома Сновидений. Кутюрье провел ее в примерочную. В воздухе парила люстра с бокалами шампанского: один из бокалов опустился к Лайле. Она взяла его в руку, но пить не стала.

– Вуаля! – воскликнул кутюрье.