Дикий - Элла Савицкая (2020)

— Ксюше было пятнадцать, когда матери не стало. Отцу на нее было плевать, собственно, как и на всех нас. Ведь мы были только отвлечением. Сестра нашла выход эмоциям в наркоте. Связалась с какими-то уродами. Подсела на колеса, потом кокс и героин, и в семнадцать ее было уже не узнать, — с каждым произнесенным словом комок боли в моей груди растет с бешеной скоростью. — Она устраивала отцу истерики, потому как единственная из нас знала истинную причину гибели матери. Он ее бил и давал бабки, лишь бы не позорила его на людях. А однажды во время очередного выяснения отношений Ксюша крикнула, что ненавидит его, отец в ответ потребовал, чтобы она убиралась из дома. Сестра промчалась мимо меня, а потом оступилась и упала с лестницы. Помню, как отец бежал следом, бил ее по щекам, но бестолку. А через четыре года отдал все ее вещи, хранившиеся до этого на чердаке, на благотворительность.

Матвей снова отпивает из бутылки, даже не морщась от горечи. Вот тебе и розовые сказки о богатых счастливых семьях. Представление о благополучной жизни сильных мира сего рушится в считанные мгновения. А я наивная думала, что деньгами можно решить все проблемы. Похоже, с проблемами Матвея не смогли справиться даже профессиональные доктора в реабилитационном центре.

В мои руки внезапно опускается мягкая ткань, отвлекая от размышлений. Смотрю на знакомую вещицу, а ощущение словно вижу ее впервые. Теперь это не просто безликая вещь. Не знаю как так получилось, что на протяжении стольких лет она была со мной, но теперь я буду дорожить ею еще больше.

— Знаешь, у тебя ведь есть еще одна сестра, — говорю, понимая, наконец, почему он ведет себя так с Ланой, — и ей очень нужна твоя любовь.

В ответ получаю холодное хмыканье.

— Ей нужно только одно — тусовки и идиотские знакомства.

— Да. Потому что это нормально. Ей семнадцать. Все в этом возрасте тусуются, знакомятся, заводят отношения.

— Трахаются.

— Не обязательно! Просто тем, что ты ее отгораживаешь от всего, только делаешь хуже. Однажды она вырвется на волю, и может случиться именно то, о чем ты говоришь. Она пойдет догонять то, что упустила.

Матвей недовольно цокает. Возможно, он и сам все это понимает, только признаваться себе не станет. Мне даже кажется, что он самому себе не скажет, что подобным поведением печется о ней. После пережитого любой бы предпочел ни с кем не сближаться. Мне эти чувства знакомы как никому.

— Ты делаешь вид, что злишься на нее и третируешь, а на деле просто пытаешься сделать так, чтобы младшую сестру не постигла участь старшей, — делюсь своими умозаключениями.

— Думаешь, что так хорошо знаешь меня, Ри? — в хриплый голос вернулась прежняя баррикада. Он снова закрывается, а мне хочется поймать за хвост этот момент, чтобы хотя бы немного смягчить его отношение к Лане.

— Нет. Я знаю себя, — говорю как есть. — Я никогда никого не подпускала близко, потому что незачем. Я никому не была нужна. Да и кому нужны дети-брошенки? Всю жизнь общалась с такими же, как я, но знала, что друзей среди них нет. Половина разъехались, кто-то уже в тюрьме, другие на наркотиках. А я одна. Так было с самого рождения. Мы дрались за лишний кусок хлеба или игрушку. Дрались за гелевые ручки, случайно попадавшие к нам из благотворительности. Розовые, оранжевые, может помнишь? Они для нас были как что-то прямо таки волшебное. Из совсем другого мира.

Матвей сжимает губы, внимательно скользя глазами по моему лицу, пока я погружаюсь в воспоминания. Аккуратно кладу шарф рядом.

— Или еще йо-йо. Помню, как отобрала красный йо-йо с надписью Кока-Кола у одной девчонки старше меня на год. Я так мечтала о нем, а она не давала поиграть. Я ударила ее по руке. Больно ударила, выхватила и убежала. Потом правда досталось уже мне, но я была счастлива этим коротким минутам, проведенным с заветной игрушкой.