Женщина со шрамом - Филлис Джеймс (2010)

— Я сам этим займусь, — сказал Дэлглиш и вышел в соседнее помещение, оставив дверь открытой.

Послышался звон чашек, звук наливаемой в чайник воды. Кейт подождала пару минут, затем прошла в кухоньку — помочь. Посмотрела в небольшом холодильнике — есть ли молоко? Дэлглиш принес в комнату поднос с тремя чашками и блюдцами и поставил одну, вместе с молочником и сахарницей, рядом с Коллинзби, продолжавшим писать. Тот, не поднимая головы, протянул руку и придвинул к себе чашку. Он не взял ни сахара, ни молока. Тогда Кейт перенесла молочник и сахарницу на стол, где теперь молча сидели они с Дэлглишем. Она чувствовала невероятную усталость, но не позволяла себе откинуться на спинку стула.

Тридцать минут спустя Коллинзби повернулся к ним и, передавая Дэлглишу листки, сказал:

— Ну вот, с этим покончено. Я старался ограничиваться фактами. Не пытался найти оправдания, да их ведь и нет. Вы должны видеть, как я это подписываю?

Дэлглиш подошел к нему с листками, и показания были подписаны. Они с Кейт забрали свои пальто и собрались уходить. Коллинзби произнес так официально, словно они были родителями учеников, зашедшими узнать об успехах своих детей:

— Хорошо, что вы пришли в школу. Я провожу вас до дверей. Когда вам снова понадобится поговорить со мной, вы, несомненно, дадите мне знать.

Он отпер дверь и прошел с ними до ворот. Последнее, что они видели, было его бледное, напряженное лицо, смотрящее на них из-за прутьев ограды, словно из-за тюремной решетки. Потом он закрыл ворота, повернулся, решительными шагами направился к школе, вошел в дверь и, не обернувшись, закрыл ее за собой.

В машине Дэлглиш включил свет и достал карту.

— Самое лучшее, — сказал он, — если мы поедем на юг по М-1, потом — по М-25 и М-3. Вы наверняка проголодались. Нам обоим надо поесть, а эти места кажутся мне не такими уж многообещающими.

Кейт вдруг ощутила, что ей отчаянно хочется поскорее оказаться подальше от этой школы, от этого города, от воспоминаний о только что прошедшем часе. Она откликнулась:

— А не можем мы остановиться где-нибудь по дороге? Я хочу сказать — не для того, чтоб всерьез поесть, а чтобы сандвичи купить?

Дождь перестал, лишь порой крупные, тяжелые и вязкие, словно масло, капли падали на капот машины. Когда они, наконец, выехали на шоссе, Кейт произнесла:

— Мне жаль, что я сказала то, что сказала мистеру Коллинзби. Я понимаю, это непрофессионально — симпатизировать подозреваемому. — Она хотела продолжать, но голос у нее сорвался, и она пробормотала только: — Простите, сэр.

Дэлглиш не взглянул в ее сторону. Он ответил:

— Вы говорили так из сочувствия к нему. Испытывать глубокое сочувствие, расследуя убийство, может быть опасно, но вовсе не так опасно, как утратить всякую способность сочувствовать вообще. Ничего страшного не произошло.

Но она не сдержала слез, и он, не сводя глаз с дороги, дал ей возможность тихо плакать. Дорога разворачивалась перед ними фантасмагорией огней: справа — процессией встречных фар, переведенных с дальнего света на ближний, слева — нескончаемым узором габариток движущихся на юг машин, огромных фур, застилающих на время темные живые изгороди и силуэты деревьев, ревом и грохотом целого мира непознаваемых путешественников, захваченных одним и тем же неодолимым влечением. Увидев вывеску «Сервисный центр», Дэлглиш перестроился в левый ряд, а затем съехал на боковую дорожку. Нашел место на краю парковки и выключил двигатель.

Они вошли в здание, сверкающее огнями и красками. Каждое кафе, каждый магазинчик были увешаны рождественскими украшениями, а в углу небольшой самодеятельный хор, на который мало кто обращал внимание, пел рождественские гимны и собирал пожертвования. Дэлглиш и Кейт прошли к умывальным комнатам, затем купили сандвичи и два больших пластмассовых стакана кофе, и вернулись к машине. Пока они ели, Дэлглиш позвонил Бентону, чтобы ввести его в курс дела, и через двадцать минут они были уже в пути.