Женщина со шрамом - Филлис Джеймс (2010)

— Это Том Могуорти. Я получил его в наследство, когда купил Манор. Он проработал здесь садовником больше тридцати лет. Мог родом из древней дорсетской семьи, он считает себя экспертом по истории, традициям и фольклору графства, и чем все это кровавее, тем лучше. На самом же деле его отец уехал отсюда в Лондон еще до рождения Мога, жил в Ист-Энде, и Мог вернулся к «своим корням» — как он это называет, — когда ему уже исполнилось тридцать. Насколько я могу судить, он никогда не проявлял никакой склонности к убийству, и если не принимать в расчет всадников без головы, ведьминских проклятий и призрачных армий марширующих роялистов, он правдив и надежен. Живет он в деревне, вместе со своей сестрой. Маркус Уэстхолл и его сестра занимают Каменный коттедж, который тоже часть поместья.

— А Рода Грэдвин? — спросил Дэлглиш. — Как случилось, что она стала вашей пациенткой?

— Я увидел ее впервые на Харли-стрит, 21 ноября. Она пришла без рекомендательного письма от ее лечащего врача, как это обычно делается, но я с ним переговорил. Она пришла, чтобы убрать глубокий шрам на левой щеке. Еще один раз я видел ее в больнице Святой Анджелы, куда она приходила, чтобы ей сделали необходимые анализы, и — очень коротко — когда она приехала сюда в четверг, перед вечером. Она приезжала сюда 27 ноября с предварительным визитом, пробыла двое суток, но в тот раз мы с ней не виделись. Я никогда не встречался с ней до ее появления на Харли-стрит и не имею ни малейшего представления о том, почему она предпочла Манор. Я предположил, что она проверила репутацию косметических хирургов и, имея возможность выбирать между Лондоном и Дорсетом, выбрала Манор, потому что хотела укрыться от любопытных глаз. Я ничего о ней не знаю, кроме ее репутации как журналистки и — разумеется — ее истории болезни. Во время нашей первой беседы я нашел ее очень спокойной, очень прямодушной и ясно представляющей себе, чего она хочет. Интересным мне показалось только одно. Я спросил ее, почему она так долго ждала, почему давно не избавилась от этого уродства и почему решилась именно сейчас? Она ответила: «Потому что нужды в нем у меня больше нет».

Воцарилось молчание. Потом Дэлглиш сказал:

— Мне придется спросить вас вот о чем. Есть ли у вас какие-то предположения о том, кто может быть причастен к убийству мисс Грэдвин? Если у вас есть подозрения на этот счет или что-то такое, о чем мне следует знать, скажите мне об этом сейчас.

— Значит, вы предполагаете, что это — внутреннее дело, как у вас, по-видимому, принято это называть?

— Я ничего не предполагаю. Но Рода Грэдвин была вашей пациенткой, и убили ее в вашем доме.

— Только не кто-то из моих сотрудников. Я не беру на работу маниакальных убийц.

— Очень сомневаюсь, что это — работа маньяка, — возразил Дэлглиш, — и не предполагаю, что кто-то из ваших сотрудников несет ответственность за это убийство. — Затем спросил: — Была ли мисс Грэдвин физически способна выйти из палаты и спуститься на лифте на первый этаж, чтобы отпереть дверь западного крыла?