«К Молчанову? – от изумления у Кристины все мысли в голове смешались. – Он – вороной конь? Мне кажется, раньше ты бы ни за что не одобрила такой кандидатуры. Бывший зек. Завидный жених, ничего не скажешь!»

«Принцы – они не обязательно в блистательных одеждах. Бывают и такие – тяжело раненные, в крови, в грязи», – назидательным тоном произнесла бабушка.

От этой назидательности Кристину покоробило, захотелось отпустить Асину руку и прервать раздражающий разговор. Но вместо этого она возразила:

«Ты хочешь, чтобы я пополнила печальную коллекцию убиенных жен? Мне что-то не хочется…»

«Зря».

Бабушка замолчала.

«Ба, – не выдержала Кристина, – неужели ты действительно хотела бы, чтобы твоя внучка жила с убийцей?»

«Он не убийца», – прозвучал в голове бабушкин голос.

– Кристина, ты меня звала? – Ася подняла голову.

Черт, на самом интересном месте! «Ба! Как не убийца?»

Ася, чувствуя, что с подругой что-то происходит, села и теперь вопросительно смотрела на нее сухими воспаленными глазами.

– Что-то случилось? Не молчи!

– Да все в порядке, – стараясь скрыть невольную досаду, успокоила ее Кристина.

Но обмануть Асю ей не удалось.

– Что? Что? – тревога в ее глазах нарастала и вдруг прорвалась водопадом слез. Ася, не плакавшая с момента, когда Новоселов сообщил ей о смерти сестры и Стаса, рыдала в голос. И Кристина не выдержала – заплакала тоже, позабыв о Молчанове и его женах.

* * *

После ухода Молчанова Рыбак долго стоял под дверью палаты, не решаясь войти. Он боялся увидеть застывшее от горя лицо Аси. А еще больше боялся увидеть слезы на ее глазах. Ему нужно было утвердиться в своих подозрениях, и, может быть, тогда он все расскажет Асе, и ей не будет так больно, как сейчас. Хотя, может, будет еще больнее…

Наконец, решившись, он тихонько приоткрыл дверь. Кристина сидела на Асиной кровати и, обняв подругу, гладила ее по вздрагивающей от рыданий спине.

Увидев его, Кристина встрепенулась, по выражению ее глаз Рыбак понял, что она хочет ему что-то сказать.

– Я скоро вернусь, – Рыбаку очень хотелось, чтобы Ася кивнула, но она так и не подняла голову.

Покинув больницу, он направился в офис «Апогея». Охранник на входе хмуро кивнул, из чего Иван сделал вывод, что весть о расторжении с ним договора по-прежнему не пересекла порога кабинета директора.

– Дело у меня к тебе, Федор, – сказал Рыбак, входя в комнатушку сисадмина.

– Не до вас сейчас, Иван Станиславович, – взвыл Лебедев, – тут такое творится! Давайте вечером, часиков в восемь, приезжайте ко мне домой, там и поговорим. Только не забудьте про таксу.

– Какую еще таксу? Ты что, собаку завел?

– Нет, дыбру, – Лебедев мученически закатил глаза. – Знаете, что такое дыбра? Это животное в дебрях тундры, вроде бобра и выдры, враг кобры и пудры, бодро тибрит ядра кедра в ведрах и дробит добро в недрах. А вообще-то такса – это типа размер оплаты, – снизошел он до объяснений.

– И что у тебя за такса?

– Ну, как всегда – пицца, кофе.

– Пицца, кофе, – передразнил Рыбак. – Пора, Федя, отвыкать от заморских деликатесов. В тюрьме пиццу не подают.

– Это в какой еще такой тюрьме? Что вы такое говорите, Иван Станиславович! – сбавил тон Лебедев.

– В самой что ни на есть обыкновенной. Двадцать пять миллионов – твоих рук дело?

– Скажете тоже! У меня железное алиби: в тот момент, когда денежки тю-тю, – он сделал выразительный жест рукой, – я находился в кабинете заместителя начальника управления МВД города Рослани майора Свешникова. Кстати, вы тоже там присутствовали.

– И откуда же ты знаешь, в какой момент денежки со счета тю-тю? – Рыбак повторил жест Лебедева.

– Я смотрел логи, – глубокомысленно проговорил Федор.

– Подозреваю, Симбирскому будет глубоко безразлично твое алиби.

– А вы у него спросите! – глаза у Лебедева загорелись от такой перспективы. – И он вам скажет…