Да победит разум - Эрих Фромм (2021)

Очень важно понимать, что причиной Второй мировой войны стал не Гитлер, а та же смычка между промышленностью и армией, которая была движущей силой Первой мировой войны. (И тот факт, что в своих планах генералы были осторожнее Гитлера, а в конце войны выступили против него, ничего не меняет.) Снова, как и перед Первой мировой войной, германская элита совершила тяжелую ошибку, сделав ставку на неподходящего лидера. Сходство между Людендорфом и Гитлером на самом деле разительно. Оба были одаренными, но истеричными и полубезумными националистами с необузданным воображением; оба были не в состоянии понять, когда наступил момент, начиная с которого выигрыш в войне был уже невозможен. Разница заключалась в том, что Людендорф, когда понял, что все проиграно, сдался, а Гитлер – личность более безумная и деструктивная – был готов уничтожить Германию вместе с собой в грандиозных Сумерках богов[180] (Götterdämmerung).

Германия проиграла и эту войну, и снова промышленники и военные отступили на задний план. Оккупация западными союзниками не привела к фундаментальным социальным и политическим изменениям. Нацисты, а не люди, которые их наняли, стали считаться единственными виновниками происшедшего. В 1918 году, несмотря на отдельные призывы, кайзер не был повешен, но зато были повешены его последователи, верховные вожди нацизма. Этот акт, однако, можно было бы уподобить изгнанию бесов. Логика заключалась в том, что поскольку нацисты были ответственны за развязывание войны и были наголову разбиты, постольку Германия теперь, под руководством новых лидеров, стала демократическим и миролюбивым государством. Когда после 1947 года возросла напряженность в отношениях с Советским Союзом, Запад все больше и больше стал склоняться к необходимости вооружения своего бывшего врага, доказывая, что Гитлер, по сути, не очень сильно ошибался, утверждая, что историческая задача Германии уберечь «христианскую культуру Запада» от «варварских орд большевизма».

Новая Германия не только обладает промышленным и военным потенциалом для новой агрессии, но обладает и националистическим потенциалом, который можно использовать для исполнения агрессивных планов. В то время как можно оспорить мудрость и справедливость решения о передаче исконно германских областей Восточной Германии России и Польше, как и о депортации миллионов немцев с этих территорий, с этим решением согласились все западные союзники, хотя и не скрепили его никаким официальным мирным договором.

На самом деле результаты этого шага были намного менее вредны, чем это может показаться на первый взгляд. Эти провинции были самыми бедными в Германии, а их население, эмигрировавшее в Западную Германию, так удачно вписалось в процветающую германскую экономику, что, вероятно, очень немногие захотели бы вернуться на родные земли, даже если бы у них была такая возможность. Это, однако, не отменяет шумных протестов по поводу «украденных территорий», и ни одна германская политическая партия не осмеливается осуждать эти протесты (даже протесты бывших судетских немцев, которые требуют вернуть их землю, на самом деле украденную Гитлером у Чехословакии).

Эти националистические чувства очень сильны, и их можно раздуть в любой момент, когда германское правительство сочтет это нужным. Этот потенциал не менее силен, чем потенциал проблем Данцигского коридора[181], Австрии и Судетской области, которыми Гитлер оправдывал свои военные приготовления. В то время как германское правительство могло бы показать свои мирные намерения, признав границу по Одеру-Нейссе[182], заявления о том, что Германия не будет пытаться восстанавливать свою прежнюю территорию силой, представляются бессмысленными, так как совершенно очевидно, что восстановить прежнюю территорию можно только и исключительно силой.