Лабиринт Осириса - Пол Сассман (2013)

– А теперь сматывайтесь, – сказала она так же тихо и, снова отступив, крикнула для ушей сутенера: – Пошел отсюда, говнюк!

Тот решил, что его подопечную обижают, дико заревел и бросился к машине. Бен-Рой на мгновение встретился взглядом с Айрис, кивнул, включил передачу и рванул вперед. «Тойоту» потряс удар, когда пес влепился в задний бампер машины, но детектив уже набирал скорость. В зеркале было видно, как собака несется за ним и поводок тащится по мостовой. Сутенер стоял рядом с женщиной и покровительственно обнимал за плечи. Другой рукой он грозил детективу и выкрикивал ему вслед оскорбления, но Бен-Рой не слышал их за звуком мотора. Он продолжал смотреть в зеркало, пока не убедился, что женщина, судя по всему, в безопасности. Или по крайней мере настолько в безопасности, насколько позволяет тот мир, в котором она обитает. И только тогда снова сосредоточился на дороге. Доехал до конца Саломан, свернул на Харкевет, потом на шоссе Аялон в Иерусалим. Он управлял машиной автоматически, почти не замечая, что делает. Не мог думать ни о чем другом, кроме слов, которые прошептала ему женщина.

«Ее настоящее имя Воски».

Хьюстон, Техас

Уильям Баррен свернул на своем «порше-каррера» в ворота родового имения и, на мгновение давая волю мотору, с наслаждением понесся по асфальтовой подъездной дорожке. Десятицилиндровый двигатель мощностью шестьсот двенадцать лошадиных сил, словно катапульта, за несколько секунд разогнал его до ста километров в час. Но Уильям почти тут же отпустил педаль газа, снижая скорость на изгибе аллеи, ведущей к украшенной башенками гранитной глыбе семейного дома, который даже в лучах утреннего солнца казался мрачным и зловещим. Недаром это место называлось «Дремучие дали».

Он бросил взгляд на часы на приборной панели – было без малого двадцать минут одиннадцатого – и въехал под кроны обрамляющих дорожку дубов. Его приглашали на половину одиннадцатого, а отец не любил, когда к нему являлись раньше положенного. Впрочем, когда опаздывали, тоже не любил. Следовало приходить не иначе, как в точно назначенное время. В детстве Уильям изо всех сил старался добиваться этой точности, но ему никогда не удавалось, и он обычно появлялся за несколько минут или через несколько минут после определенного ему срока. Приходил раньше, потому что горел желанием не опоздать, или опаздывал, потому что в своем рвении прикладывал столько усилий, что в итоге впадал в ступор и не понимал, что делает. А вовремя никогда не получалось. За этим следовали очередная взбучка, разнос и сопровождаемая назидательным покачиванием пальцем лекция о том, что если ребенок не способен контролировать время, он вырастет человеком, неспособным вообще ничего контролировать и в силу этого бесполезным и обреченным на крах и позор. Даже теперь его, взрослого мужчину, допекали назиданиями. «Ты не такой, как я надеялся, Уильям. Не обладаешь необходимыми качествами. У других это есть, а у тебя нет». Но Уильям-то знал: все, что нужно, при нем. И вскоре старик это почувствует на себе. Пусть он не был любимчиком – отцовская любовь отдана не ему. Но он тот, кто в итоге поднимется на самый верх. И очень скоро.

Впрочем, не сегодня. Сегодня требовалось одно – прийти вовремя.

Уильям приготовил на коробке с компакт-диском порцию кокса. Втянул в нос. Открыл коробку и вставил диск в лоток аудиосистемы. Эминем. «Угрозы». Прибавил звук. Откинулся назад и, отбивая кулаком такт по рулю, стал повторять слова: «Не поклонюсь никакому долбаному задире!» Вот это очень правильно. Ты мне поклонишься, старик, плюхнешься на свои огромные, толстые, раздутые, слоновьи колени. Поклонишься! Поклонишься! Поклонишься! Уильям стал стучать сильнее, и вся машина сотрясалась в такт его ненависти. Он снова бросил взгляд на часы.