Что-то случилось с его другом. Что-то нехорошее. Бен-Рой в этом не сомневался. Другого объяснения молчанию Халифы не найти. А в ответе за все он. Ведь это он втравил египтянина в расследование. Если с Халифой что-то произойдет, это останется на его совести.

Меряя шагами квартиру, он еще раз позвонил на спутниковый телефон и опять оставил сообщение. И на всякий случай регулярно набирал мобильный Халифы. Включил ноутбук и послал электронное сообщение. Воспользовался всем, что было под рукой.

Что теперь? Бен-Рой не знал номера домашнего телефона египтянина. Они всегда общались либо по мобильному, либо по электронной почте. Да если бы даже и знал, была бы от этого какая-нибудь польза? По-арабски он почти не говорит. Предположим, в семье Халифы найдется понимающий по-английски человек. Что он скажет? «Прошу прощения за беспокойство, я только хотел убедиться, что ваш муж/отец не мертв?» Родственники египтянина и без него хлебнули горя. Впрочем, номер выяснить не проблема. Он позвонит им, когда не останется других средств. А пока не следует расстраивать людей.

Бен-Рой подумал, не связаться ли с корпорацией «Баррен», но тут же отбросил эту мысль. Корпорация вряд ли станет помогать человеку, отправившемуся исследовать рудник, о котором, по словам руководства «Баррен», им ничего не известно.

Вместо этого он позвонил Дэнни Перлману, своему приятелю из службы по связи с правоохранительными органами других стран при штаб-квартире полиции на горе Скопус. Перлман свободно говорил по-арабски. Бен-Рою не раз приходилось оказывать ему услуги, и теперь он ждал от него того же. Перлман был явно не в настроении, что-то проворчал и спросил, не подождет ли дело до завтрашнего дня. Бен-Рой настаивал, и в итоге тот согласился воспользоваться своими контактами в египетской полиции, выяснить кое-какие фамилии и номера телефонов в Луксоре и посмотреть, что можно предпринять.

– Позвоню, если что-то станет известно, – пообещал он.

Бен-Рой еще раз подчеркнул, насколько безотлагательно дело, поблагодарил за помощь и разъединился.

Включил телевизор, две минуты смотрел документальный фильм – вот ведь, одно к одному: о заваленных в руднике чилийских шахтерах – и тут же выключил. Проверил электронную почту, позвонил Халифе и, поскольку заняться больше было нечем, воспользовался советом Сары – пошел прогуляться.

Все же лучше, чем сидеть одному в квартире и мучить себя мыслью, что он погубил не только свои семейные отношения, но, возможно, и друга.

Лабиринт

Решающим условием – той тонюсенькой ниточкой, на которой держалась надежда выжить, – было не терять ориентации относительно главной галереи рудника. Пока ему это удавалось и он понимал, в какую сторону идет – пусть даже исключительно на ощупь, – оставался крохотный шанс выбраться из лабиринта.

Через двадцать минут после того, как Халифа покинул пещерообразную камеру, ниточка оборвалась и шанс пропал.

Он потерялся. Безнадежно, непоправимо, окончательно потерялся.

Халифа попытался вернуться обратно в камеру, но карта коридоров в голове невосстановимо перепуталась. Направо или налево? Вверх или вниз? Второй или третий проход? Нелегкая задача, даже если бы лабиринт был залит ярким светом. А в кромешной тьме невыполнимая.

Отчаявшись, он продолжал беспомощно, вслепую бродить. Иногда ему казалось, что в этом месте он уже бывал: вот несколько крутых ступеней, знакомое сужение коридора, черепки на полу тоннеля, вереница набитых мусором корзин. Но обстоятельства того, как он здесь очутился, выветрились из головы: когда и откуда пришел, куда повернул потом. И вообще: то ли это место или просто похожее, а на самом деле совсем другая часть рудника? Одно смешалось с другим, точки отсчета исчезли – растворились, словно бумага в кислоте, оставив бесформенную черную слякоть.