Лабиринт Осириса - Пол Сассман (2013)

– Веселенькое местечко, – хмыкнул Сария. – Хорошо бы поселить сюда тещу.

– Никогда не отзывайся неуважительно о старших, Мохаммед.

– Даже о толстых командиршах?

– Особенно о толстых командиршах.

Халифа покосился на напарника, и в его глазах мелькнули прежние искорки.

– Осторожно, гусь!

Сария объехал птицу, расположившуюся посреди дороги и, судя по всему, не собиравшуюся сдавать свою позицию, и медленно покатил в конец улицы, где остановился перед указанным им домом. Это было двухэтажное строение с неровной кирпичной кладкой и небрежно заделанными швами. По углам плоской крыши выступали металлические балки. Видимо, хозяин планировал надстроить еще этаж, хотя, возможно, так никогда и не соберется. Стена у главного входа была оштукатурена и украшена яркими наивными рисунками: машина, самолет, верблюд, черный куб Кааба, что свидетельствовало о том, что здешние обитатели были на хадже в Мекке – еще один символ благосостояния и социального положения.

Новости в деревне, должно быть, распространялись быстро, потому что когда полицейские подъехали к дому, в дверях их встречал сухопарый старик в белой джеллабе и имме[27], в руке он сжимал трость – шуму. На щеках щетина, маленькие глазки, острый носик – вылитая крыса.

– Полицейские у нас бывают не часто, – начал он, окидывая вылезающих из машины Халифу и Сарию суровым, почти враждебным взглядом. Он произносил слова с таким сильным выговором саиди – уроженца Верхнего (Южного) Египта, – что его трудно было понять. – Здесь у нас вообще нет полицейских.

Халифа и Сария не представились, но этого и не требовалось. Египтяне, как всякие граждане авторитарных государств, имеют особый нюх на тех, кому поручено охранять закон. И кроме естественной интуиции, наделены такой же естественной неприязнью к стражам порядка.

– Мы тут сами управляемся, – добавил старик, скосив на них глаза.

Соблюдая проформу, детективы показали свои значки. Возникла неловкая пауза, во время которой староста молча стоял и только переводил взгляд с Халифы на Сарию. Затем, громко прокашлявшись и сплюнув в пыль, провел их в дом и крикнул кому-то, чтобы принесли чай.

Внутри оказалось темно и прохладно, мебели почти не было, голые цементные полы устилали циновки. Они прошли по коридору и, поднявшись по лестнице, оказались на крыше, где их снова окутала полуденная жара. Большую часть пространства покрывал ковер сушившихся фиников, но в дальнем конце осталось место для стола и стульев. Хозяин пригласил их туда. Под ними раскинулась деревня, окруженная полями и оливковыми и цитрусовыми рощицами, хотя Сария подозревал, что старик привел их сюда не затем, чтобы любоваться видом, а потому что не хотел принимать полицейских в доме. Они сели, и Халифа, не предложив хозяину пачку, закурил.

– Итак, что вам надо? – спросил старик, не утруждая себя предварительными любезностями.

– Я хочу поговорить с вами о семье Аттиа, – начал Халифа, махнув сигаретой куда-то в сторону востока, где в холмах стояла ферма. – Полагаю, вы их знаете.

– Ах эти, – проворчал старик. – Христиане. Возмутители спокойствия.

– Каким образом?

Староста пожал плечами, оставив вопрос без ответа.

– Я слышал, у них испортилась вода, – сказал он. – Аллах всегда наказывает неверных.

– Господин Аттиа считает, что наказание последовало от кого-то, кто значительно ближе к его дому.

– Аттиа может считать все, что ему вздумается. Если вода в хорошем источнике внезапно становится непригодной, это явно промысел Божий.

Халифа затянулся сигаретой и подался вперед.

– Вы не любите христиан?

– Бог не любит христиан. Так сказано в Священном Коране.

Полицейский открыл было рот, словно собирался возразить, но передумал и вместо этого еще раз затянулся.

– Какие у вас отношения с семьей Аттиа? – спросил он.

– У нас нет никаких отношений с семьей Аттиа. Они сами по себе. Мы сами по себе.