Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила - Мэри Стюарт (2018)

Конечно, это возможно – поступить так, как пожелал Марк: не вмешиваться, забыть, сделать вид, что ничего не случилось. Очевидно, никакого подозрения я вызвать не могла. Я приехала, когда меня и ожидали, успешно выкинув из своей жизни опасные двадцать четыре часа. Все, что мне надо сделать, это забыть то, что я узнала, не задавать больше никаких вопросов и – как это он сказал? – «продолжать свой нарушенный Ламбисом отпуск».

А между тем Колину Лангли только пятнадцать…

Я закусила губу и откинула крышку чемодана.

Глава 8

И догадается она,

но тщетно спрашивать…

Томас Ловелл Беддоуз.

Песня стигийских наяд

В ванной женщина с тряпкой и ведром заканчивала уборку. Когда появилась я с полотенцем на плече, она засуетилась и с нервной поспешностью стала собирать свой инвентарь.

– Ничего, – сказала я. – Я не тороплюсь. Могу подождать, пока вы не закончите.

Но она уже тяжело поднялась на ноги. Тогда я поняла по ее движениям, что она не старая. Среднего роста, чуть пониже меня, ширококостная, она была поразительно худой, и тело ее под толстым, скрадывающим фигуру крестьянским платьем казалось плоским и костлявым. Ее лицо вроде бы должно было быть полным, круглым, но из-за худобы сквозь натянутую кожу явственно проступали височные кости, выдававшиеся над глубокими глазными впадинами, острые скулы и квадратный подбородок. Одета она была убого, во все черное, под высоко подоткнутым черным платьем виднелась черная нижняя юбка, большой черный платок на голове закрывал шею и плечи. Волосы под ним казались довольно густыми, но несколько выбившихся из-под платка прядей были седыми. Огрубевшие руки, наверное, на самом деле были сильнее, чем казались с виду; создавалось впечатление, что это всего лишь связки костей, удерживаемых вместе посредством мышц и вздувшихся синих вен.

– Вы говорите по-гречески? – Голос у нее был тихий, но глубокий и низкий и еще молодой, а глаза – красивые, с прямыми черными ресницами, густыми, словно плотные щеточки. Веки покрасневшие, словно от слез, но в черных глазах – доброжелательный интерес, который все греки питают к иностранцам. – Вы англичанка?

– Да. Моя кузина приедет позднее. Это очаровательное место, кирия[19].

Она улыбнулась, ее губы стали совсем тонкими, но ничего отталкивающего в этом не было. В спокойном состоянии ее рот не казался застывшим, но его линии свидетельствовали о бесконечном мучительном терпении, усталости от забот.

– Что ж, деревня маленькая, бедная. Но брат говорит, что вы об этом знаете и что многие будут приезжать сюда только ради покоя.

– Ваш брат?

– Он хозяин. – Она произнесла это не без гордости. – Стратос Алексиакис – мой брат. Он много лет жил в Англии, в Лондоне, но вот в прошлом году в ноябре приехал домой и купил гостиницу.

– Да, я слышала от Тони. Это замечательно, и, я думаю, дела у него пойдут хорошо.

Я надеялась, что эти избитые слова скрыли мое удивление. Так это, оказывается, София. У нее был вид бедной крестьянки из нищей страны, но, подумала я, раз она помогает своему брату в гостинице, несомненно, она надевает для черной работы самую старую одежду. И тут мне пришло в голову: не хотелось бы, чтобы вместо Тони на кухне хозяйничала она.

– Вы живете в гостинице? – спросила я.

– О нет, – поспешно ответила она. – У меня есть свой дом, немного вниз по дороге, на другой стороне улицы. Первый.

– Такой с фиговым деревом? Я его видела. И печка на улице. – Я улыбнулась. – Ваш сад такой прелестный. Вы, наверное, им очень гордитесь. У вас муж рыбак, да?

– Нет. Он… у нас есть немного земли выше по реке. У нас виноград, лимоны и помидоры. Это тяжелая работа.