Седьмая чаша - Кристофер Сэнсом (2010)

— Мне кажется, он только и делает, что тщательно планирует и ждет. Бесконечно, с фантастической одержимостью готовится к тому моменту, когда он вновь вырвется за пределы всех человеческих рамок и примется безоглядно убивать. Причем так, чтобы превратить убийства в настоящий спектакль. Ему это нравится.

— То же самое говорит старый мавр, — заметил Барак, — но в любом случае возникает еще один вопрос. Он чертовски рисковал, напав на вас в столь людном месте, но ведь в такой толпе он мог и убить вас. И Тамазин — тоже.

Голос Барака сорвался, и я увидел, что произнесенные им слова напугали его самого.

— Почему он этого не сделал?

— Возможно, он просто хочет, чтобы я вышел из игры?

— Но ваше место займет кто-то другой.

— Да, это верно.

— Мне порой кажется, что этот подонок над нами издевается. В одном я уверен: теперь нам с вами, выходя из дома, нужно постоянно озираться по сторонам. Хорошо хоть на кухне у нас сидит человек Харснета.

Барак сжал кулаки.

Я прикусил кончик пальца.

— Когда я поймаю эту мразь, я придушу ее собственными руками!

— Не надо, он нужен нам живым. Как ты думаешь, Барак, это все же Годдард?

— Не знаю.

— Мы настолько увязли в страхах и тайнах, окружающих это дело, что я уже готов вцепиться в любую версию.

Я вздохнул.

— Кем бы он ни оказался, я молюсь о том, чтобы мы поймали его раньше, чем еще кто-то умрет страшной смертью, а он в очередной раз продемонстрирует нам свой ум и изворотливость. По-моему, для него это тоже очень важно.

На лице Барака были все так же написаны испуг и обеспокоенность. Чтобы отвлечь его от мрачных мыслей, я сменил тему.

— А ведь та толпа на площади была готова к самым решительным действиям.

— Выходит, Боннер добрался и до актеров, — откликнулся Барак без особого интереса.

— Сегодняшнее утро показало, что он способен превратить Лондон в большое осиное гнездо, где все будут жалить друг друга.

— Ага, а в один прекрасный день раскольники нанесут ответный удар. Ох, забери их всех чума! — безнадежно закончил он.

— Действительно, — согласился я. — Кстати, скажи мне, что ты думаешь о молодом Пирсе, ученике Гая?

— Не нравится он мне. Такой красивенький, обходительный, а мне все чудится, будто он подглядывает, подкрадывается. Спорить не буду, он не дурак и заштопал вас на славу, но когда он накладывал швы, я не мог отделаться от ощущения, что это доставляет ему удовольствие.

Я устало засмеялся.

— Гай сказал бы, что мальчик учится профессиональной отстраненности. Помнишь, как полтора года назад в Йорке тебя ранило и ты на время превратился в инвалида? Теперь моя очередь.

Барак улыбнулся.

— Да, в каких только переделках мы не побывали!

— Что верно, то верно.

Барак по-прежнему выглядел озабоченным.

— Как себя чувствует Тамазин? — осторожно поинтересовался я.

— Спит, — ответил он. — Ей нужно как следует отдохнуть.

Нашу беседу прервали отчаянный стук в дверь и громкие крики. Один голос принадлежал Джоан, другой — мужчине. Затем в прихожей послышались торопливые шаги. Мы с Бараком переглянулись.

— Он снова нанес удар, — выдохнул я.

Но когда дверь открылась, на пороге предстал Дэниел Кайт. Его волосы были всклокочены, он тяжело дышал.

— Сэр! — выпалил он. — Вы должны пойти со мной. Идемте, ради всего святого!

— Что стряслось?

— Это Адам, сэр. Он сбежал. Забрался на Лондонскую стену в районе Бишопсгейта и кричит оттуда, призывая людей покаяться, отринуть священников и прийти к Богу! Его точно сожгут на костре!

Глава 20