Седьмая чаша - Кристофер Сэнсом (2010)

Вскоре дождь прекратился. Выглянуло солнышко, и за окном вновь воцарилась холодная и ясная погода. В прозрачном воздухе все выглядело более четким. Голые ветви деревьев были каллиграфически вычерчены на фоне синего неба, в углах коричневых проплешин безжизненных полей за домами все еще виднелись полосы нерастаявшего снега.

Встреча с Кайтами дала мне обильную пищу для размышлений, и я решил прогуляться, чтобы хорошенько все обдумать.

Я шагал по ближайшим предместьям Лондона: вдоль Холборна, а затем по Шу-лейн. Праздничные службы по случаю Пальмового воскресенья уже шли полным ходом. Двери многих церквей и ворота церковных погостов были украшены гирляндами, на мостовых перед ними разбросана зелень. Но некоторые Божьи дома выглядели буднично и невзрачно, как в любой другой день. Клир одного из приходов проводил службу прямо в церковном дворе. Хор мальчиков в белых саккосах[4] распевал гимн перед крестом, украшенным зелеными гирляндами, а рядом стояли трое мужчин, одетых пророками, с длинными фальшивыми бородами и нарядными головными уборами. Они напомнили мне персонажей вчерашней пьесы.

Я вспомнил, как кто-то из гостей Роджера рассказывал о подмастерьях, сорвавших подготовку к празднованию Пальмового воскресенья. Ходило много историй о противоречиях, раздиравших несметное число крохотных лондонских приходов. В одной церкви радикально настроенный викарий соскоблил со стен древние фрески и заменил их нравоучительными цитатами из Библии; другой консервативный настоятель допускал в своем храме только богослужения на латыни. Недавно мне рассказали, что священник-традиционалист, разозлившись на прихожан-радикалов, которые громко разговаривали во время звона колокола, возвещающего о возношении Святых Даров, принялся орать на них: «Еретики! На костер вас!» Стоит ли после этого удивляться, что в последнее время многие, подобно мне, старались держаться подальше от церквей!

Ровно через неделю настанет Светлое Христово Воскресенье, когда, согласно закону, каждый гражданин должен исповедоваться. Обо всех, кто пренебрежет этой обязанностью, будет доложено епископу Боннеру. Уважительными причинами для отсутствия в исповедальне могли служить болезнь или срочные дела, связанные с работой. Я решил воспользоваться этой возможностью, потому что мне была невыносима даже мысль о том, что я должен распахнуть душу перед своим приходским священником, приспособленцем и бесхребетником, чьим единственным принципом было держать нос по ветру, лишь бы удержаться на своем посту. А если уж исповедоваться, то одним из моих грехов было давно зреющее сомнение в том, что Бог вообще существует. В этом заключался еще один парадокс: яростная борьба между папистами и сторонниками сакраментариев[5] вообще отвращали многих от веры.

«По плодам их узнаете их», — сказал Христос, но плоды и тех и других ревнителей веры с каждым годом выглядели все более гнилыми.

Когда я спускался по Шу-лейн, украшенные гирляндами двери одной из церквей распахнулись и из них повалили прихожане. Завершилась литургия. Эти люди заметно отличались от тех, которых я видел в другом церковном дворе. Женщины были одеты в темные платья, мужчины — в угольно-черные дублеты[6] и накидки; манеры их были чинными и полными благоговения. Наверняка точно такая же паства и у преподобного Мифона — тесно спаянная группа радикалов. Ведь многие люди даже бросили свои дома и переехали в тот приход, где викарий разделял их религиозные воззрения. Если епископ Боннер попытается навязать подобным церквам старые традиции, это будет чревато серьезными неприятностями вплоть до бунтов. И все же он продолжал затягивать свою сеть: недавно был обнародован новый список запрещенных книг; священников, проповедовавших без разрешения официальных властей, арестовывали.

«А что случится, если эти жесткие меры будут иметь успех?» — думалось мне.