Седьмая чаша - Кристофер Сэнсом (2010)

Я кивнул. Барак вошел в спальню и уселся на мою кровать. Некоторое время он молчал, потом тряхнул головой и сказал:

— Она злится из-за того, что я запретил ей выходить из дому и при этом не объясняю почему.

— Тебе следовало рассказать ей про витриол.

Он снова упрямо качнул головой.

— Не могу! Ну не могу я рассказывать ей про все эти ужасы! Да и сам я… Как представлю себе, что он плеснет ей в лицо этой дрянью…

Барак умолк, но на глазах у него выступили слезы.

— Ну же, дружище! — ободряюще проговорил я, взяв его за локоть. — Ведь ты же знаешь, какая она сильная! Ведь именно за это ты полюбил ее в Йорке. Помнишь?

— Но теперь я ее муж. И обязан защищать ее, и должен быть способен сделать это.

Помолчав, он добавил:

— Я должен подарить ей ребенка.

Барак снова умолк. Собравшись с силами, он продолжил:

— Я знаю: когда дитя, только что покинувшее чрево матери, умирает, в его смерти принято обвинять именно мать. Но все так смешалось… Я не знаю, что и думать. Может, я тоже виноват? Но я стремился лишь к одному: обеспечивать ее, делать ее жизнь безопасной, создать ей семью! В конце концов, моей целью было не допустить, чтобы канул в Лету мой род, моя древняя еврейская фамилия. И ничего из этого у меня не получилось…

Он уперся невидящим взглядом в дверь.

— Я люблю ее! Лишь одному богу известно, как я ее люблю! Я не испытывал таких чувств ни к одной из женщин, а их у меня было с избытком!

— Возможно, в этом-то и состоит проблема, — как можно мягче сказал я. — Ты создал для себя идеальную картину того, каким должен быть брак. А теперь, когда он подвергается испытаниям, ты пошатнулся. В этом нет ни твоей вины, ни вины Тамазин. Если бы только еще вы могли разговаривать об этом открыто и доброжелательно!

Барак посмотрел на меня долгим взглядом.

— Для одинокого сыча вы обладаете удивительно обширными познаниями в области семейной жизни.

— Чужую беду просто разглядеть со стороны. Ошибку противоположного рода я допустил с Дороти. Я сказал ей слишком много и слишком скоро.

— А я-то думаю, что там у вас происходит.

— Ничего не происходит. И если ты кому-то заикнешься об этом хоть словом, то вылетишь из Линкольнс-Инн быстрей ошпаренной вороны, — шутливо пригрозил я, желая снять напряжение.

Барак понимающе улыбнулся и кивнул.

— Кстати, о воронах, — заговорил он. — Не кажется ли вам, что в лице Билкнэпа у вас появился конкурент? Может, он вовсе и не болен, а просто пытается вызвать по отношению к себе женскую жалость?

— Билкнэп заинтересуется женщиной лишь в том случае, если она сделана из чистого золота и ее можно взвесить и распилить на кусочки.

Мы посмеялись.

Барак, снова став серьезным, спросил:

— Вы сумеете наладить отношения со старым мавром?

— Не знаю, но буду стараться. Точно так же, как ты с Тамазин.

— Я должен возвращаться к ней, — со вздохом сказал он и встал, а потом добавил: — Спасибо.

— Джек, помнишь, в Йорке ты рассказывал мне, как разрывался между своей прежней — разгульной и полной приключений — жизнью и желанием остепениться? Ты выбрал последнее и свил гнездышко с Тамазин. Ты сделал свой выбор, перестал быть одиночкой и решил делить жизнь с другим человеком. Ты всегда был смелым и должен найти в себе решимость, чтобы открыться ей.

Барак задержался у двери.

— Тут нужна храбрость совсем иного рода, — невесело усмехнулся он. — Очень немногие имеют два этих вида смелости в необходимой пропорции.

Посланец из дворца Ламбет появился, когда все мы уже улеглись, готовясь ко сну. Я еще не спал и, лежа в кровати, прислушивался к приглушенным голосам, доносившимся из комнаты Барака и Тамазин. Они снова ругались. Перепалка прекратилась, только когда снизу донесся тяжелый стук в дверь.

Нам с Бараком было приказано незамедлительно явиться к архиепископу Кранмеру.