Мы торопливо оделись, взнуздали лошадей и поехали по темным улицам города к причалу Уайтхолла, где нас ждала длинная лодка, чтобы перевезти нас на другой берег Темзы. Дождь прекратился, и лунный свет посеребрил пустынную водную гладь.

Нас повели к кабинету Кранмера. Когда мы подходили к дверям, с противоположного конца коридора появился незнакомый мне чиновник, сопровождавший Харснета. По виду коронера несложно было понять, что его тоже выдернули из постели.

Архиепископ сидел за своим письменным столом. Лицо его носило следы крайней напряженности и усталости, под глазами набрякли серые мешки. Лорда Хартфорда не было, но зато сэр Томас Сеймур в своем очередном павлиньем наряде стоял у стены, скрестив на груди руки. Весь его вид выражал нетерпение.

Я рассказал им о стычке с лжеторговцем.

— Вы не смогли определить его личность? — спросил Харснет после того, как я закончил.

— Нет, он был умело замаскирован.

— У Годдарда на носу была большая бородавка, — напомнил Кранмер.

— Я ее не увидел, но она могла скрываться под фальшивым носом.

Некоторое время Кранмер пребывал в молчаливой задумчивости, а затем повернулся к сэру Томасу.

— Расскажите им про новости из Хартфордшира, — велел он.

— Я отыскал Кайнсворт без особого труда. Это маленькая деревенька, расположенная всего в миле от Тоттериджа. Глава магистрата знает все про семейство Годдарда. Оно обитало в особняке, стоящем на окраине, и в свое время являлось довольно состоятельным. Но отец Годдарда был беспробудным пьяницей и потерял все, что имел. К тому моменту, когда тридцать лет назад отец умер, земли Годдардов уже были распроданы. Сам Годдард и его мать ютились в доме. По-видимому, она была женщиной достойного воспитания и стыдилась того, что с ними произошло. Повзрослев, Годдард отправился в Вестминстерское аббатство, чтобы стать монахом. Старуха, его мать, жила в доме затворницей, пока не умерла три месяца назад, после чего он и унаследовал особняк.

— Как раз в это время Годдард съехал с лондонской квартиры, — протянул я. — Вот, значит, где он находился.

Я сделал глубокий вдох.

— Сейчас он там?

— Судя по всему, он то появляется, то исчезает. Вчера его видели едущим по дороге в Лондон. Мы ждали его возвращения целый день, но только после полуночи из трубы дома показался дым.

— Значит, он там, — подытожил Кранмер.

— Учитывая расклад времени, он вполне мог быть тем самым «торговцем», — предположил я. — Мы схлестнулись с ним, когда уже вечерело.

— Да.

— Так давайте же схватим его! — Голос сэра Томаса звенел от возбуждения.

— Не торопитесь, — унял его пыл архиепископ Кранмер. — Что еще говорят о нем соседи?

— Говорят, что он недружелюбен и не желает иметь никаких дел с местными жителями. В деревню он не ходит, а припасы ему отправляют на дом. Кстати, дом, глядишь, вот-вот рухнет.

— Значит, деньги у него все же есть? — спросил Харснет.

— Кое-какие водятся.

Я невольно подумал о бедняках, приходивших к Годдарду, чтобы продать свои зубы.

— Вы видели дом? — осведомился Кранмер.

— Я рассмотрел его из укрытия. Это было просто, поскольку он окружен деревьями. Настоящий особняк, который когда-то, несомненно, выглядел весьма солидно, но со временем одряхлел и пришел в упадок. Все ставни закрыты. Дом окружает запущенный разросшийся сад, а дальше начинаются леса. А вот еще одна любопытная деталь.

Сеймур помолчал, собираясь с мыслями.

— После смерти матери Годдард разогнал нескольких ее старых приживалок. В деревне это вызвало волну возмущения.

— Итак, в настоящее время он находится в особняке совершенно один? — уточнил я.

— Да. Я оставил у дома своего человека для скрытного наблюдения, а сам со слугой поспешил сюда.

— Этот глава магистрата… — заговорил Харснет. — Ему можно доверять?

— Думаю, да. Он производит впечатление здравомыслящего человека.