Седьмая чаша - Кристофер Сэнсом (2010)

Мы в молчании достигли дальнего берега и быстро двигались по направлению к дворцу Ламбет. Позади осталась пустая ниша, где раньше стояла статуя Томаса Беккета, которой кланялись все лондонские лодочники. Теперь памятник этому архиепископу, бросившему вызов королю, разрушили. Мы миновали Тауэр, за толстыми стенами которого томились в заключении еретики. Я вспомнил встреченного мною в Йорке жестокого тюремщика, находившегося на службе у Кранмера, и снова поежился. Тогда, зная, что Кромвель доверяет мне, архиепископ заставил меня взяться за выполнение опасной миссии, однако потом в нем, видимо, проснулась совесть, и, пытаясь задобрить ее, он подыскал для меня должность в суде прошений. И вот мне предстояло снова встретиться с этим неистовым, не знающим покоя, фанатично преданным Господу человеком.

Гладкую дубовую дверь, ведущую в кабинет Кранмера, я помнил еще по своему последнему визиту сюда. Харснет постучал и вошел, я и Сеймур — следом за ним.

Архиепископ Кентерберийский в белой сутане и черной епитрахили на шее сидел за большим столом. Темные, но уже седеющие волосы были неприкрыты. Ложбинки на щеках за прошедший год стали глубже. Большие синие глаза, насколько мне помнилось, всегда были наполнены страстью и жаждой борьбы. Кранмер был далек от радикального реформаторства, но тем не менее постоянно ощущал угрозу со стороны консервативных царедворцев. Многие из них с радостью сожгли бы его, будь на то их воля, но он давно пользовался расположением короля, и только это до поры до времени служило залогом его безопасности.

Рядом с архиепископом стоял второй человек, одетый в неброское, но дорогое платье. Крупный нос, вытянутое лицо и атлетическая фигура делали его до такой степени похожим на Томаса Сеймура, что сомнений быть не могло: это его брат. Однако те же самые черты, которые делали Томаса красивым, слегка измененные и чуточку смещенные, заставляли лорда Хартфорда выглядеть уродом. У него были большие глаза навыкате, слишком длинное и худое лицо, всклокоченная борода. И все же в безыскусно одетом Хартфорде чувствовалась глубина характера, неординарность личности, целеустремленность — все то, чего недоставало его брату. Я напомнил себе, что именно он вместе с архиепископом Кранмером отправил Адама Кайта в Бедлам, хотя Ричард Рич хотел уготовить парню гораздо более незавидную участь.

Сэр Томас изысканным движением снял шапочку и сжал руку брата.

— Рад видеть тебя, Эдвард.

Он повернулся к Кранмеру и поклонился.

— Милорд. Как видите, мы привезли его.

— Да, Томас.

Голос Кранмера звучал устало, а во взгляде, который он бросил на младшего Сеймура, угадывалась неприязнь. Он посмотрел на меня и улыбнулся обычной для него печальной улыбкой.

— Ну вот, Мэтью Шардлейк, мы и снова встретились. И опять в связи с очень необычными обстоятельствами. Господин адвокат высшей категории, — добавил он, напомнив о ранге, присвоенном мне благодаря его покровительству.

Затем архиепископ повернулся к Харснету.

— Ну что, все обстоит именно так, как мы и опасались?

— Да, милорд, все в точности соответствует другому случаю.

Кранмер переглянулся с лордом Хартфордом, а потом долго смотрел на языки пламени, танцующие за каминной решеткой. Я понял: эти люди чем-то не на шутку встревожены. При этом они являются наиболее влиятельными реформаторами при дворе. Кранмер снова обратил свой взгляд ко мне и с видимым усилием заставил себя улыбнуться.

— Что ж, Мэтью, как идут твои дела в суде прошений?

— Лучше не бывает, милорд, и я еще раз приношу вам благодарность за то, что вы помогли мне получить эту должность.

— Вы заслужили ее.

Я вдруг осознал, что все в комнате смотрят на меня: Кранмер, Харснет и лорд Хартфорд — серьезно, а сэр Томас — с циничной усмешкой. От неловкости я переступил с ноги на ногу. Молчание нарушил сэр Томас.

— Можем ли мы доверять этому горбуну? — осведомился он.