Больная любовь - Джесс Хилл (2021)

Отдельные эпизоды насилия – лишь часть большой картины. Проблема не в конкретных действиях агрессора, а в атмосфере страха, которая изматывает жертву.

Патрик не заявлял в полицию о том, что над ним издеваются. И вовсе не потому, что считал, будто ему никто не поверит. (Когда он наконец решился обсудить с полицейскими факт абьюза, его выслушали, как он говорит, «с пониманием».) Сейчас, оглядываясь назад и оценивая эти отношения, он осознает, почему не решался уйти: «Страх стал моей главной эмоцией. И желание защитить близких. Я был готов на все, чтобы оградить от неприятностей детей, и даже, как ни странно, супругу. Я не решался идти в полицию, так как не хотел, чтобы это сказалось на ее судьбе и ее карьере».

О мужчинах – жертвах домашнего насилия мы знаем в основном из полуанекдотических рассказов таких людей, как Патрик. Авторитетных исследований этой проблемы очень мало. И не из-за феминистского заговора. Тут все дело в приоритетах. Пострадавшие от женской жестокости редко бывают вынуждены бежать из дома, они не боятся за свою жизнь. Случаи, когда жены убивают мужей, встречаются редко. При этом все же есть несколько отличных работ о женщинах, применяющих насилие. Они ясно дают понять, как женский абьюз воспринимается пострадавшими. Вот показательное свидетельство человека по имени Карл[114]: «Помню как-то вечером моя супруга абсолютно потеряла контроль над собой. Я случайно не опустил крышку унитаза после посещения туалета и отправился спать. Когда жена вошла в санузел, как-то так случилось, что она поскользнулась и упала на унитаз. Она начала кричать, бегать по квартире и топать ногами. А потом явилась в спальню. Я притворился, что сплю, но видел, как мелькнула ее тень. У нее что-то было в поднятых над головой руках. Мне показалось, что это деревянная ложка или скалка. Она и раньше меня била этими предметами. Я подождал, пока она обойдет кровать с моей стороны, и вдруг быстро откатился на другую половину матраса. А потом повернулся и увидел, что она всадила два огромных ножа для мяса по самые ручки точно в то место, где я только что лежал! Я схватил брюки, выбежал из квартиры и заперся в машине. Она гналась за мной с воплями, а потом прыгнула на капот. Но я, несмотря на это, нажал на газ и уехал. Позже я ей позвонил и сказал: “Лучше уж вообще не жить, чем жить вот так”». [3]

В том же исследовании приводился рассказ другой жертвы, Бена[115], который так уверился в том, что заслуживает дурного отношения со стороны жены, что фактически сам одобрил применение к нему насилия. «Она говорила мне: “Я очень сильно злюсь, поэтому позволь мне быть жестокой!” Тогда я вставал на колени, и она шлепала меня или била по голове. Или еще что-то выдумывала. Например, таскала за волосы, била по мошонке, пинала ногами, пока на теле не появлялись синяки… Царапалась, толкалась, давала затрещины». [4]

Шесть из двенадцати мужчин, участвовавших в этом исследовании, признались, что давали сдачи. Обычно это бывал один удар или шлепок, который они считали самообороной, но при этом боялись, что жена вызовет полицию и обвинит их в насилии.

В приведенных свидетельствах мы видим некоторые признаки примененного к жертвам принудительного контроля, но, как правило, всегда недостает одного главного элемента – настоящего запугивания. А ведь страх – это главное, из-за чего потерпевший обычно перестает осознавать себя как личность. Женщина-абьюзер может вызывать некоторые опасения у объекта нападок. Например, он может бояться за детей. Однако очень редко это чувство перерастает в глубокий экзистенциальный ужас, который переживают представительницы слабого пола, подвергшиеся принудительному контролю.