На Грани. Книга 2 - Литта Лински (2020)

Однако, сделав лишь пару шагов, девушка оступилась, чувствуя, что не в силах даже просто сохранять равновесие, не то что идти. Она пошатнулась и ухватилась рукой за стол. Голова кружилась, а очертания предметов казались смазанными. Валтор мгновенно оказался рядом и подхватил невесту на руки. Прежде, чем окончательно утратить связь с реальностью, Тэсс пробормотала свое привычное заклинание:

— Я вас ненавижу!

— Я помню…

Глава 21

Марил Ростин сидел, тупо пялясь на стену. Впрочем, выбора у него не было. Если смотреть сквозь решетку, то взгляд упирался в этот кусок стены. Вот располагайся напротив другая камера, тогда бы хоть поглазеть на собрата по несчастью — и то забава. А так — тоска невообразимая. Не то чтобы жизнь Марила до водворения в тюрьму была очень интересной и веселой, но все ж получше. Но, с другой стороны, в тюрьме не было Гедрики. Ее вообще больше не было. Нигде! При воспоминании о бывшей жене сознание узника затуманила привычная красноватая дымка, дарящая ощущение сладостной муки, но сильно мешающая думать. Хотя о чем тут, за решеткой, думать-то? Лучше уж погрузиться в мучительно-блаженный угар, вновь и вновь переживая, как подыхала ненавистная стерва. Как она хрипела, как дергались ее мерзкие пухлые руки, где каждый жирный палец пережат перстнем, а то и двумя. Вспоминать и чувствовать каждым нервом агонию супруги было невыразимо приятно. Но осознание того, что это лишь воспоминания и проклятую бабу нельзя убивать снова и снова, причиняло почти физическую боль. И все же это было развлечение получше, чем разглядывание стены напротив.

Марил давно уже понял, что может хоть отчасти управлять своим состоянием. Хочет — наслаждается смертельным угаром, а хочет — возвращается в обыденный мир, сохраняя хоть какую-то власть над собственными мыслями. Почему же он не дошел до этого раньше? Зачем сидел над телом Гедрики, поглощенный радостью свершившегося возмездия? Если бы ему тогда хватило ума разогнать красный туман перед глазами и в мозгах и просто уйти из дома, он бы сейчас не пялился в стену через решетку. Нет, Марил ничуть не жалел о сделанном, напротив, жалел, что убить жену смог лишь один раз. В редкие минуты прозрения Ростин проклинал себя за то, что не додумался скрыться, а вместо этого сидел, как глупая домашняя скотина, безропотно ждущая, пока забьют.

Эх, надо было все-таки порешить Омизу, она же небось стражу-то и навела. Но тогда почему-то эта мысль казалась неправильной. Дело, наверное, в том, что Марил всегда испытывал симпатию и чувство родства к младшей сестре своей проклятой жены. Ей ведь не меньше доставалось от жирной гадины. Ну не мог он тогда прикончить Омизу. А сейчас бы смог. Еще как! И снова мир подернулся красной пленкой.

Так в чередовании досады, скуки и сладкой жажды чужой смерти проходили дни Ростина. Ничего не менялось. Два раза в день тюремщики приносили дрянную еду. Марил, в прошлой жизни бывший весьма словоохотливым, временами пытался заговорить с ними, просто чтобы разогнать скуку. Но стражи хранили суровое молчание или отвечали грязными ругательствами. Им-то он что плохого сделал? Что им всем до Гедрики? Кому какое дело, жива она или мертва? Да мир стал только лучше без этой ведьмы. И почему он должен гнить в темнице за совершение благого дела? А еще один из тюремщиков сообщил Ростину, что того скоро повесят. Не то чтобы Марил сильно боялся смерти. Как раз напротив: лишив жизни другого человека, он перестал дрожать за свою собственную. С другой стороны, смерти Ростин отнюдь не искал. Отдавать жизнь за вздорную бабу, которая ему столько лет кровь пила, он вовсе не жаждал.

Марил почти задремал, когда его вывели из оцепенения голоса. Один был знакомым — это Син, тот самый, что пророчил узнику скорую казнь. Син вел беседу с другим стражником. На радость изнывавшему от скуки заключенному, голоса звучали громко и четко, слышно было каждое слово.

— Слушай, Син, я тут человек новый, сам не разберусь.