Лунное граффити - Кроули Кэт (2005)

— Я в курсе, — огрызаюсь я и чувствую, что лицо вспыхивает, как сверхновая звезда. — Но ведь здорово было бы. Чтоб все случалось по люб­ви. И чтоб люди потом не расставались.

— Загляни на днях к родителям Лео. Они не расстались, но это не здорово.

— Дэйзи говорила, он живет у бабушки.

— Я смотрю, вы многое успели обсудить в туа­лете.

— Можно подумать, вы не говорили о нас, ког­да пошли туда же.

— Говорили. Что встречаться с вами небезопас­но. — Его слова звучат довольно правдоподобно.

— Не поверишь, но мы говорили практически о том же, — парирую я, и мои слова звучат не ме­нее правдоподобно. — Дэйзи сказала, что у Лео были неприятности с полицией.

— Обвинение не предъявили. И вообще, Лео хороший парень.

— Но с плохими родителями?

— Пьют они изрядно. Он уже несколько лет с ними не живет. — И все. Надо понимать, боль­ше Эд ничего не скажет. И правильно. Пусть я считаю, что родители у меня с причудами, но па­пу я вижу каждый день. И каждый день хочу ви­деть. Однажды пришлось прочесть ему лекцию о нормах гигиены в общественных местах, чтоб не путал по утрам лужайку с ванной комнатой, но это простительный недостаток.

Недолгое молчание прерывает нежданный, как порыв ветра, смех Эда.

— Ты чего?

— Ничего. До меня вдруг дошло. Ты ударила меня за то, что я оказался не мистером Дарси!

— Ты знаешь, кто такой мистер Дарси?

— Я существую, следовательно, знаю о мисте­ре Дарси. В этом году Бет проходила «Гордость и предубеждение». Пришлось сто раз смотреть с ней фильм. И роман она знала от корки до корки, как, впрочем, и другие книжки.

— Должно быть, она умная.

Нелепость какая-то: хочу говорить в будничном тоне, но любая фраза о Бет выходит облаченной в длинное бальное платье.

Взгляд Эда красноречиво доказывает, что неес­тественность в моем голосе он заметил, но не зна­ет, чему ее приписать.

— Она действительно умная. — Эд опять щел­кает страничками в блокноте, то подгоняя, то за­держивая нарисованных персонажей. — Умнее меня.

Я смотрю на щелкающие страничками руки.

— Ты умный.

Его брови опять ползут вверх.

— Ты-то откуда знаешь?

Задумываюсь. Я почему-то точно знаю, что он умный.

— Вот видишь, — опережает меня Эд. — Не знаешь.

— У тебя есть чувство юмора, а у глупых его не бывает. Папа говорит, что рассмешить людей сложнее, чем довести до слез.

— Конечно. Чтоб довести до слез, надо лишь звездануть хорошенько.

— В том-то и дело.

— Слушай, может, я бывал на выступлениях твоего отца?

— Вряд ли. Если только ты не завсегдатай ноч­ных клубов, где проводят вечера в формате «сво­бодный микрофон». — Я смотрю на его старые джинсы, на рабочие ботинки с металлической вставкой, вспоминаю, как Эд с другими «сачками» пропускал школу. — Или ты как раз тамошний завсегдатай?

— Я рано ложусь. Магазин открывается к семи тридцати, когда рабочие приезжают за материала­ми и поставщики доставляют товар. Берт раньше половины девятого обычно не приходил, так что вся ответственность лежала на мне. — Он похло­пывает руками по блокноту. — И я ни разу не опоздал, — прибавляет он вполголоса, словно го­ворит не со мной.

Я помалкиваю. Мы стоим у забора, глядя по сторонам.

— Который час? — спрашивает Эд.

— Половина первого.

Все так, как он описывал: ночь редеет. Несколь­ко человек на трамвайной остановке, случайные такси. Эд и я.

— А родителей Бет не волнует, что вы так позд­но встречаетесь? Вернее, так рано?