Лунное граффити - Кроули Кэт (2005)

Дыханием Эд касается моей кожи, его взгляд прикован к веснушке на моей шее, и в нестерпи­мой ночной жаре мне чудится, что мы свисаем с неба — или с потолка. Раскачиваемся друг вокруг друга, не доставая до земли. Я не удивилась бы, если б от нашего соприкосновения раздался звон. Когда я прикладываю к его уху салфетку, по паль­цам бежит огонь. Он спрашивает: «Ну как?» — и я говорю, что можно дать уху зажить, а можно довести начатое до конца. Он за то, чтоб довести до конца.

Его голос звучит так, словно я потрясающая девчонка, а не кромешная дура, но у его фразы может быть только одно — самое рискованное — завершение. Я ни в чем не уверена. Не уверена, имеет ли он в виду то, что, мне кажется, он име­ет в виду. Не уверена, что адреналин тут ни при чем. Я даже не уверена, кто именно мне нравит­ся: он или Тень. Может, и оба. Но точно не Маль­кольм Птах.

Я уже говорила, что под действием электриче­ства девушки разумно не мыслят. В нашем случае если Эд — включенный тостер, то я — девушка, сующая в него нож. Я как раз собираюсь отреаги­ровать — то ли спросить, что он имел в виду, то ли молча согласиться на поцелуй (к этому, по-мо­ему, все идет), как вдруг перед глазами мелькает разбитый нос Малькольма, а через мгновение — как он глотает таракана, и — сомнений нет — ме­ня сейчас стошнит.

Любой здравомыслящий человек согласится: когда парень хочет вас поцеловать, приступ тош­ноты не сулит ничего хорошего. Надо быть очень пылко влюбленным, чтоб не испытать отвращения. У меня нет уверенности в том, что Эд пылко влюб­лен. Изо всех сил пытаюсь не думать об окровав­ленном Малькольме — и в результате думаю толь­ко о нем.

— Это из-за малькольмовского носа. И из-за таракана, — торопливо говорю я, боясь, что Эд все не так истолкует. Только бы не решил, что меня тошнит от мысли о его поцелуе.

— Наклонись, — советует он. — Думай о другом.

— О чем, например?

— О хорошем. Расскажи о чем-нибудь хорошем.То есть не о том, что происходит.

— Стекло! — вспоминаю я. — Мне нравится выдувать стекло.

— Отлично, рассказывай про мастерскую. Дав­но ты там работаешь?

— С десятого класса. — Опускаю голову ниже и глубоко дышу. — Полностью оплатить обучение родители не могли, поэтому я еще мыла полы в обмен на уроки.

— Не прибыльное, стало быть, дело — книжки писать и фокусы показывать?

— Не прибыльное. Но у них есть вторая рабо­та, и когда-нибудь папа прославится, а маму напе­чатают. В любом случае деньги не главное.

— Только они нужны, чтоб платить за квартиру.

— Но не чтобы быть счастливым.

— Ты счастлива, выдувая стекло. Не будь у те­бя денег, ты не смогла бы этим заниматься.

Я выпрямляюсь.

— Верно, но есть разные способы. Выход най­ти можно. Уборка, например.

— Думаешь, тебе понравится уборка как способ заработка?

— Ну да. Если при этом я смогу выдувать стекло.

— Ну и то. Рано или поздно тебе захочется работать над стеклом весь день. Скажи, твои ро­дители счастливы, занимаясь любимым делом урывками, а какой-то мутью — все остальное время?

— Мутью они не занимаются. — Продолжаю глубоко дышать. — Да, у них есть другая работа, но они счастливы. Последнее время мама пишет много, роман почти закончила.

С тех пор как папа переехал в сарай, мама не жалуется, что нет сил писать. После работы она готовит ужин, и за едой мы болтаем. Она любит мои рассказы про стекло, про то, чему я научилась у Ала. Что остужать изделия нужно правильно, иначе от внутреннего давления они лопнут.