Лунное граффити - Кроули Кэт (2005)

Парень был из так называемых сачков — любил прогулять школу и посачковать на заднем дворе. Стоило ему посмотреть в мою сторону, и я слов­но прикасалась языком к батарейке. На уроке изо­бразительного искусства он слушал мисс Джей, откинувшись на спинку стула, а у меня по телу разливался «дзынь!» и в ушах стоял звон. Вскоре тон перерос в электрический ток, и когда парень вдруг пригласил меня на свидание, я получила раз­ряд, означавший немедленную смерть по всем за­конам физики. Ничего общего у нас с «сачком» не было, но под действием электричества девушки ра­зумно не мыслят.

Мне нравились его волосы, росшие как попало. Улыбка, возникавшая ниоткуда и исчезавшая туда же. Что он высокий и в моих снах я смот­рю на него снизу вверх. Ужасно нравились его футболки. Когда он пригласил меня на свидание, на нем была футболка с псом, выгуливающим человека на поводке. И еще: пространство вокруг него всегда было закрыто. Типа туда надо очередь отстоять, чтобы попасть. Другие девчонки пыта­лись, я видела, но невидимый охранник их так и не пропустил.

Да что уж теперь. Вечер не удался, потому что я нечаянно сломала ему нос, после того как он по­ложил руку мне на задницу.

Папа тогда еще жил в доме, и перед свиданием и поведала ему, как представляю наш разговор. «Может, обсудим «Убить пересмешника», мы сейчас в школе проходим. А может, поговорим о художни­ке Ротко — миссис Джей показывала его работы».

«Похоже, намечается романтический вечер, — одобрил папа. — Как когда-то у нас с мамой. Она штудировала серьезную прозу, а я — комедии, но мы нашли компромисс: выбрали фильм Вуди Ал­лена. Фильм я, по правде сказать, забыл, а как от нее сладко пахло зеленым чаем — помню».

Папина история не выходила у меня из головы, когда я заявилась в ночное кафе «Барриз», люби­мое пристанище «сачков». Суперразговора, одна­ко, не получилось. За нашим столиком царил зву­ковой вакуум: астронавты, те, пожалуй, оценили бы. Наконец мы двинулись в кино. По дороге я завела-таки разговор про «Убить пересмешника», и тогда он перешел на звуковой вакуум в квадра­те и положил руку мне на задницу.

— Ч-черт, — завопил он, когда я с размаху за­ехала ему локтем в лицо. — Черт, ты же мне нос сломала!

— Нечего было меня лапать. На первом свида­нии так не поступают! Аттикус Финч никогда бы так не сделал!

— Ты пошла со мной, хотя встречаешься с дру­гим парнем? — продолжал вопить он.

— Нет!

— А кто тогда Аттикус Финч? — Герой книги, которую мы проходим в школе!

Надо и впрямь быть последней идиоткой, чтобы говорить про книги, когда кровь заливала ему рубашку — между прочим, по моей вине, — но все мои планы рухнули, а вида крови я не выношу, и меня жгла обида, что он оказался жалким любите­лем потискать, так что я развернулась и не огля­дываясь побежала домой.

Мама взглянула на меня и скомандовала: «К ра­ковине, живо!» Она придерживала мои волосы, пока меня выворачивало наизнанку. Я не призна­лась, что сломала ему нос; сообщила только, что он не тот, кем казался. Мама погладила меня по голове, утешая: «Бывают и такие. Бывает, что от них тошнит».

Легче мне не стало.

А вот от Тени меня не стошнит. Я уверена. Он не из тех, кто распускает руки, он тот, кто гово­рит об искусстве. Так что папа прав: ради любви и романтической истории стоит подождать.

Наконец я добираюсь до вершины холма и вскакиваю на велосипед. Вокруг дрожат и переливаются в огни ночного города, а я лечу в туманном тон­неле мыслей о Тени. О том, что он где-то тут, в прозрачной темноте. Брызжет красками. Разбрызгивает в ночной мгле птиц и голубое небо.

***

Вешаю на велосипед замок и иду в кафе.