Узел - Оксана Сергеева (2020)

— Я и не переживаю, я этим дурам по-женски сочувствую.

Леднёв сначала молчит, но я уже знаю, что ступила на опасную почву.

— Какого хрена тебе надо? — грубо спрашивает он.

— Соскучилась, — смеюсь и ставлю на стол свою чашку, собираясь присесть.

Никита вскакивает с места, и я вскидываю ладони в попытке защититься. Он скручивает мне руки. Будто сворачивает меня в узел. Не могу сказать, что мне не нравится это ощущение…

— Знаешь, никогда не делал девочкам больно, и только ты вызываешь у меня отчетливое желание свернуть тебе шею в прямом смысле, — яростно шепчет он мне в ухо.

Меня снова захлестывает горячая волна — теперь не только от его голоса, но от близости наших тел. От тепла, которое просачивается сквозь мою одежду.

— Я в твоем полном распоряжении, — сдавленно смеюсь, и его это бесит еще больше.

Чувствую на шее его горячее дыхание и готова волком завыть от этого ощущения. Леднёв груб, он делает мне больно, мои руки стиснуты железным кольцом, но я не ропщу, что он вторгся на мою территорию и нарушил мое пространство. Меня пугает не это, а лишь возбуждение, которое никак не найдет разрядки; наше обоюдное желание, которое мы никак не можем утолить.

Он стягивает кофту, слегка обнажив мое плечо и, нет, не целует… он впивается в него зубами!

— Мне больно… — всхлипываю я, и как только его хватка ослабевает, освобождаю руку и ударяю его по губам.

— А мне, думаешь, нет?

— А у тебя есть «мисс Ноябрь», она залечит твои раны… может быть даже залижет.

Тоська все еще болтает по телефону, заперевшись в спальне, и мы прислушиваемся к ее голосу. Никто из нас не хочет, чтобы она застала нас в таком положении — снова в объятиях. Мы оба демонстрируем внешнюю решимость, но знаем, что рядом друг с другом невероятно слабы.

— Тебя тоже есть кому утешить. Какого хера ты ко мне лезешь?

— Говорю ж, соскучилась.

— Ты сама оттолкнула меня.

— Но это же не отменяет того, что я могу соскучиться по тебе. Не было б дома Тоськи, клянусь, я бы тебе отдалась…

— Ну и… — Он стискивает зубы, замолкая, но я прекрасно знаю, что он хотел сказать.

— Что? Договаривай, не стесняйся.

— Ну и сука же ты, Климова, — шепчет он.

— Именно поэтому ты так сильно меня хочешь.

— Еще раз тебя спрашиваю, какого хера тебе от меня надо? Ты меня оттолкнула. Сама. Отшила. Сказала, что у нас нет шансов.

— А что я тебе тогда сказала? Ты помнишь? Я сказала, что тебе будет со мной неудобно. И тебе очевидно неудобно. Сказала, чтобы ты не строил на мой счет иллюзий, что я тебе такая не понравлюсь. И я тебе не понравилась. Ты, гордый и обиженный, ушел. А еще я сказала, что ты не имеешь права обращаться со мной так, как ты обращался.

— Как?

— С первобытными замашками, будто я твоя собственность.

— А что я должен был сделать? В ногах у тебя валяться, как этот? — кивает в сторону прихожей, напоминая о Демьяне. — Он там чуть на коврике у дверей не растянулся. И в чем же бедолага провинился?

— А кто говорил, что будет легко? Ты знал, какая я. Ты с первого дня это понял. Скажи, нет? Все ты прекрасно про меня понял, Леднёв. Но я не настолько бесстрашная, как ты думаешь. Чтобы запросто пустить тебя туда, куда ты хочешь влезть. Ты же не в постель ко мне хочешь — в душу! — незаметно для себя повышаю голос, и в этот момент слышится звук открываемой двери.

Мы отталкиваемся друг от друга, как ошпаренные. Леднёв снова падает на стул, я хватаюсь на свой почти нетронутый кофе. Мы — как выброшенные из огня камни. Дышим жаром. Остываем медленно.

— Блин, мама мне весь мозг вынесла, — вздыхает Тося.

Надеюсь, она не чувствует скопившегося напряжения, хотя мне кажется, что воздух в комнате вот-вот начнет потрескивать. Леднёв часто дышит, я вижу, как в ритм дыхания вздымается его грудь. У меня трясутся руки, и я крепче сжимаю чашку в ладонях.