Смерть в семье - Кэролайн Данфорд (2019)

– Библиотека совсем рядом с холлом, – заметил мистер Бертрам.

– Да, но… Я, конечно, мало что знаю об убийцах, но вряд ли человек, только что лишивший жизни ближнего своего, способен хладнокровно вернуться к исполнению служебных обязанностей…

– А если этот человек – очень хороший актер или у него был очень серьезный повод для убийства?

– Я уверена, что ни то ни другое к мистеру Холдсуорту не относится. – Мне ужасно хотелось расспросить мистера Бертрама, что он думает о членах семьи, но я уже начинала понимать: мое дело маленькое – добывать информацию. Более подходящее обозначение для этого занятия – «шпионить» – я постаралась выкинуть из головы.

– Спасибо, Эфимия. Прошу вас и дальше внимательно следить за всем, что происходит в доме. В данный момент у нас слишком много подозреваемых.

Я все же осмелилась задать вопрос:

– А у вас есть какие-нибудь мысли по этому поводу?

– Сейчас у меня только одна важная мысль, – сказал мистер Бертрам, поднимаясь из-за стола. – Вам пора бежать на почту, иначе она закроется. Я пойду прямиком в поместье, чтобы никому не показалось странным, что мы откуда-то вернулись один за другим.

У меня не было никакого желания провести в этом баре хоть одну минуту в одиночестве, поэтому я выскочила следом за ним. Почта нашлась совсем неподалеку от постоялого двора. И она была закрыта. У входа стоял почтовый ящик, но у меня не было марки. Я потопталась в нерешительности. Можно было, конечно, бросить конверт в щель и без марки, чтобы почтовые расходы оплатила матушка, но, учитывая ее финансовое положение, я не считала себя вправе так поступить. Я не сомневалась, что она обрадуется, получив от меня весточку, однако платить за эту радость не станет. В общем, я засунула конверт обратно в карман плаща.

Прогулка по полям оказалась приятной, к тому же путь, как я и предполагала, занял гораздо меньше времени. Грязь, прихваченная морозом, отвердела, и у меня на ботинках только серебрился иней, когда я шагала по замерзшим полям. Вдыхая студеный воздух, я снова чувствовала себя свободной и счастливой. Пока господское семейство в полном составе сидит в доме, я буду получать удовольствие от таких вот недолгих отлучек.

Вскоре я вышла на трехколейку, ведущую к Стэплфорд-Холлу. Сумерки сгущались, и деревья подступали ко мне с двух сторон, как грозные часовые. Бо́льшую часть своей жизни я провела рядом с кладбищами, и хотя отец старался оградить семью от скорбной стороны своей службы, ему это плохо удавалось. Мать обожала ходить в гости, но терпеть не могла поминки, поэтому помогала отцу в таких делах только я. Может, не стоило бы об этом упоминать, но в последнее время я часто посещала тяжелобольных в нашем приходе, и матушка страшно переживала – боялась, что я заражу малыша Джо. Так или иначе, я позволила себе это краткое отступление лишь в доказательство того, что от природы не наделена буйным воображением: мне, в отличие от младшего брата, никогда не мерещились привидения, и предчувствий у меня не бывало, даже перед смертью отца. Однако, шагая по трехколейке, я ощущала все нараставшее беспокойство, мне не хотелось возвращаться в дом, и вечерняя темнота, сгущавшаяся вокруг, лишь усиливала странное чувство. Если бы мне было куда бежать, честное слово, я наверняка бы сбежала.

Но бежать было некуда, так что я все-таки вошла в особняк через крыльцо для прислуги.

На кухне за столом сидел незнакомый констебль, не сводя взгляда с дверного проема, порог которого я вот-вот должна была переступить. Вид у полицейского был сосредоточенный, как у кота, подстерегающего мышь.

Едва я вошла на кухню, он вскочил:

– Эфимия Сент-Джон?

– Да…

– Вы пойдете со мной. – Констебль в два прыжка пересек помещение и грубо схватил меня за локоть. – Не вздумайте упираться!

– Ой! Отпустите! Мне больно!

– Ничего, потерпишь. От меня не удерешь!

– Но я не собираюсь удирать! Это какое-то недоразумение!