Невинные - Джим Чайковски, Ребекка Кантрелл (2015)

Она всей душой хотела верить, что это было проявлением страсти, но не могла прогнать чувство, будто этим поцелуем он прощается с нею. Когда Джордан наконец оторвался от ее губ, на лбу его пролегли едва заметные морщинки. Он стер слезы со щек Эрин, явно не понимая, чем они вызваны, и прошептал:

— Ты в порядке?

Она сглотнула, кивнула и вытерла глаза.

— Просто слишком много...

Эрин попыталась сделать глубокий вдох, но резкая боль в груди остановила ее. Должно быть, у нее треснуло ребро.

Однако ее раны были мелочью по сравнению с тем, что досталось Руну.

Сангвинисты преклонили колени вокруг его тела.

Но пытались ли они лечить его... или тоже прощались с ним?

20 часов 04 минуты

Элизабет пыталась влить вино в рот Руну, но пальцы ее дрожали от тревоги и усталости, вино проливалось на щеку Корцы.

Христиан протянул руку и коснулся ее пальцев.

— Позвольте мне, — прошептал он, вынимая серебряную фляжку из ее обожженных рук.

Элизабет выпустила фляжку и потерла ладони и свои колени, стараясь стереть святость вина и жгучее прикосновение серебра. Она испуганно смотрела на израненное тело Руна. Его раздели почти донага, оставив чуть больше, чем та набедренная повязка, в которую был одет Христос на распятии над алтарем. Но даже Христос не страдал так жестоко. Элизабет читала карту боли Руна по сотням порезов и рваных ран. Взгляд ее остановился на обрубке руки. Она была отсечена почти ровно посередине между плечом и локтем. На глаза графини навернулись слезы, затуманив взор, как будто пытаясь избавить ее от этого ужасного зрелища.

Она сердито стерла их.

«Я буду свидетелем... ради тебя, Рун».

Христиан продолжал вливать вино между бескровных губ Корцы, а София провела смоченной все тем же освященным вином салфеткой по ранам лежащего, очищая их, прижигая их этой святостью. От каждого прикосновения плоть Руна содрогалась от боли, даже в бессознательном состоянии он чувствовал ее.

Элизабет взяла его за руку, желая забрать у него эту боль... которая свидетельствовала хотя бы о том, что Рун все еще жив, что где-то в глубине его израненного тела еще тлеет жизнь.

«Вернись ко мне...»

София взяла флягу с вином и полила им на рваный обрубок руки Руна. Тело сангвиниста выгнулось дугой, едва ли не взлетая над каменным полом, изо рта вырвался крик.

Уцелевшей рукой он стиснул пальцы Элизабет. Пальцы ее хрустнули, но она готова была принять эту боль, если это поможет ему хотя бы чуть-чуть.

Наконец его тело вновь осело на пол.

София сидела, поджав ноги, ее лицо выражало лишь тревогу.

— Это вино поможет ему поправиться? — спросила Элизабет.

— Ему нужен отдых, — ответила София, но это прозвучало так, словно она пытается убедить себя.

— Ему нужно выпить крови, — заявила графиня, и в голосе ее прозвучала нотка ярости. — Вы все знаете это, но ничего не делаете, только мучаете его.

— Он не должен этого делать, — возразила София. — Если он совершит грех в этой часовне, это лишит его силы святости, которую дарует эта земля. Подобное действие убьет его куда быстрее.

Элизабет не знала, верить ей или нет. Она подумывала о том, чтобы забрать его тело и бежать прочь из этого места.

Но святая земля ослабила ее, а двое сангвинистов вдоволь напились вина, обретая дополнительные силы от Крови Христовой.

«И что я буду делать наедине с телом Руна на этих пустых улицах?»

Если он обречен умереть, пусть это произойдет в том месте, которое он любит.

И рядом с теми, кто любит его.

Она сжала его руку.

Позади нее раздался еще один голос.

— Элизабет права, — сказала Эрин. — Руну нужна кровь, чтобы выжить.

Христиан печально посмотрел на нее.

— София сказала правду. Он не должен пить кровь, этот грех...