Разоблачение - Дженнифер МакМахон (2018)

Джеб. Джеб. Апперкот. Груша раскачивалась, цепи гремели.

Завтра она возьмет себя в руки. Первым делом она позвонит Клэр и скажет, что портрет – это плохая идея и лучше она будет по-прежнему рисовать безобидные натюрморты. Они неплохо продаются, и на данном этапе для нее этого достаточно. Она не собирается развивать свой художественный талант или разжигать пламя страсти. Вот что значит быть взрослым человеком. Зарабатывать на жизнь, следить за собой и заботиться о том, чтобы у ее дочери все было хорошо.

Вот что она скажет Клэр. Спасибо, но нет. Вежливый, аккуратный отказ. Потом она вернется к нормальной жизни. Больше никаких «резиновых» моментов, которые хочется растянуть на целую вечность.

Она снова набросилась на боксерскую грушу, но остановилась из-за жгучей боли в колене – там, где лежала рука Клэр.

Она потянула мышцу. Ей нужно было разогреться и сделать правильную растяжку.

– Твою мать!

Потом с ней произошло то, чего она не позволяла себе уже давным-давно: она опустилась на колени и начала плакать, стараясь всхлипывать как можно тише и зарывшись лицом в теплую кожу боксерских перчаток.

Глава 49

– Мне очень жаль, что так получилось с окном, – прошептала Эмма в телефонную трубку. Она находилась в своей комнате с закрытой дверью, сидя на краю кровати. За окном она видела, как ее отец вышел из дома и вернулся в свой амбар. Его руки были засунуты в карманы, голова опущена. Эмма не сомневалась, что мама снова накричала на него. Но на этот раз она была сама виновата.

– Все нормально, – сказала Уинни. – Я закрыла окно листом пластика. В понедельник, когда откроется хозяйственный магазин, я куплю новое стекло. Его легко установить на место. Как твоя рука?

Эмма сжимала и разжимала кулак под неплотно намотанными бинтами.

– В порядке.

– Ты действительно не помнишь, как это сделала? – спросила Уинни.

– Нет, не помню.

Последнее, что помнила Эмма, – это отражение Фрэнсиса в оконном стекле. Потом все вокруг потемнело.

Мэл полагала, что она стала одержимой. Эмма только посмеялась над этим.

– Серьезно, может быть, это была Дэннер или кто-то еще, – сказала Мэл. – Может, Дэннер – это дьявол.

Эмма покачала головой и улыбнулась, вспоминая эти слова. Дэннер – дьявол? Ну-ну.

Тем не менее ее пугало то, что она ничего не помнила. Что, если ребята из школы правы и она на самом деле чокнутая? Тогда Дэннер может быть очередным симптомом; возможно, у нее расщепление личности как у Бернис из универмага «Додж».

Все твое – мое.

Может быть, это значит «Я – это ты, а ты – это я».

Она услышала в голове строчку из песни: «И все мы вместе». Музыка с какого-то компакт-диска, который слушает ее отец. Это слова из бессмысленной песенки про моржа.

– Диссоциативный эпизод, – сказала Мэл, когда они ехали домой на заднем сиденье «Блейзера». – Верный признак одержимости.

– Ну конечно, – ответила Эмма, думая о том, что ей пора немного отдохнуть от Мэл, которая по-крупному действовала ей на нервы последние несколько дней.

Эмма прижала к уху телефонную трубку.

– Вы еще здесь? – спросила она.

– Да, – ответила Уинни. – Знаешь, есть древняя китайская поговорка, которая гласит, что когда ты спасаешь человеку жизнь, то чувствуешь себя ответственным за него.

Эмма немного поразмыслила об этом и улыбнулась.

– И что? Разве это значит, что вы всегда собираетесь присматривать за мной?

Это казалось ей непонятным. Как будто Уинни ей что-то была должна, а не наоборот.

– Это значит, что я буду стараться. Это значит, что ты можешь рассчитывать на меня, если тебе захочется поговорить.

Эмма вертела телефонный провод между пальцами. Возможно, Уинни думает, что она чокнутая. Она беспокоится о том, что Эмме захочется поговорить с ней. Но, по крайней мере, она не считает, что Эмма одержима дьяволом… пока не считает.