Исчезновения - Эмили Мерфи (2019)

Потом, разумеется, переворачиваю серебряную кружку с ручками, которые со стуком падают на пол. Шаги Уилла стихают. Я вполголоса ругаюсь, подбирая ручки и ставя их снова на стол, когда Уилл заглядывает в библиотеку.

– Привет, – говорит он. Его темные брови изгибаются в удивлении. – Что ты здесь делаешь?

– Привет, – отвечаю преувеличенно радостно. – Просто искала… марку, чтобы написать папе.

По его лицу ясно, что лжец я не самый искусный.

– Думаю, они здесь, – говорит он, находит рулон марок в верхнем ящике отцовского стола и встречается со мной глазами, когда передает их мне. – Первый день прошел нормально?

– Неплохо, – говорю. – Но я отстаю по всем предметам. Так что мне надо приниматься за учебу. – Крепко держа рулон марок, прохожу мимо Уилла.

Когда захожу в комнату, кладу марки на ночной столик и падаю на кровать, сердце все еще бешено колотится. Мамин Шекспир рядом, и я хочу взять его в руки.

Вместо этого заставляю себя взять стопку школьных учебников. У меня есть дополнительные задания по каждому предмету, чтобы я могла догнать остальных.

Устраиваюсь на сиденье у окна и пролистываю главу по биологии. Но мысли продолжают возвращаться к книге о Стерлинге из библиотеки доктора Клиффтона. «Тебе нужно изучать осмос», – говорю себе, заставляя глаза вернуться к словам передо мной. Вместо этого вижу позицию в указателе, которую я смогла заметить до прихода Уилла.

Я нашла маму под буквой «К», под ее девичьей фамилией. Там было написано «Каммингс, Джульет – Возможный Катализатор».

Но именно заметка после «Каммингс» заставила волосы на моих руках встать дыбом, словно Исчезновения могли быть частью чего-то более мрачного. Там было написано:

«Проклятие».

Глава 10

15 октября 1940 года

Птица: двуцветная дроздовая мухоловка

Кожа и перья птицы пропитаны парализующим нейротоксином, который она получает, питаясь жуками.

Яд выпускается при контакте и убивает всех врагов птицы, которые смеют ее коснуться.

Птица поглощает столько яда, что в результате сама становится ядом.

Когда мне было одиннадцать, я нашел двуцветную дроздовую мухоловку на страницах энциклопедии. Я рисовал птицу снова и снова, заполняя поля набросками. Точность моих изображений возрастала, пока я не знал всех деталей идеально на память. Клюв, похожий на кинжал. Голова с угольно-черными перьями, которые переходили в ярко-красную грудь. Цвета такие токсичные и тем не менее настолько яркие, что хотелось до них дотронуться.

Меня заворожила сильная, устрашающая красота этой птицы.

Она напоминала мне о рыжей девушке, которую я любил. Они обе – девушка и птица – могли остановить бьющееся сердце, если бы подманили тебя достаточно близко.

До месяцев, проведенных с Финеасом, те дни были самыми счастливыми в моей жизни. Короткие мерцающие недели, когда я думал, что она тоже, возможно, меня любит.

Как оказалось, она никогда не любила меня.

***

Финеас и я постепенно узнаем друг друга, пока выполняю разную работу у него дома.

Заменяю сгнившие доски под порогом и узнаю, что ему нравятся самолеты и музыка Шоссона. Вычищаю лишайник из сточной канавы, пока он рассказывает мне о картах, сигарах и хорошей бутылке бордо. Он говорит о земле, когда делает для нас яйца пашот по утрам: мое – более жидкое, а его – всегда сухое, как мел, и такое упругое, что может отпрыгнуть от стены.

Но более всего заметна его маниакальная любовь к чистоте, всегда идеальной.

Когда отдираю старую краску с двери, висящую как заусенцы, он присоединяется ко мне и передает мне теплую бутылку содовой.

– Кем ты хотел стать, когда был юным?

– Изобретателем.

– Тебе нравилась школа, когда ты учился?