Двойная звезда. Том 2 - Дана Арнаутова, Ирина Успенская (2019)

Если миг назад ему казалось, что лицо и уши горят, то сейчас они запылали, так стало горячо, и Аластор только снова сглотнул, изнывая от тоскливого стыда. Отец будет разочарован! А самое главное, он только теперь понял, что отдал бы любую руку, лишь бы научиться второй, оставшейся, так же владеть шпагой.

— Извинения принимаются, — тем же холодным и чуть скучающим тоном отозвался фраганец. — И поскольку я узнал все, что хотел, предлагаю успокоить вашего почтенного родителя, ожидающего итога нашей беседы.

— Вы… не станете меня учить… месьор… д'Альбрэ?

Аластор сам удивился, как тускло звучит его голос, но хотя бы имя фраганца он смог вспомнить, не совсем уж показавшись невежей.

— А вы в этом нуждаетесь?

И снова вскинутая бровь, только теперь взгляд фраганца из равнодушного стал острым, испытующим. Неужели у него все-таки есть шанс? Аластор даже вперед подался, заговорив горячо, быстро, взволнованно:

— Прошу вас, милорд! То есть, простите, месьор… Я буду хорошим учеником, обещаю! Мне очень нужно перенять ваше несравненное мастерство! Клянусь, вы не пожалеете! Отец высоко оценит ваши услуги, а я… я… буду слушаться вас во всем! Только научите меня — так!

Он лепетал еще что-то, страшась увидеть во взгляде фраганца, что тот снова потерял интерес, и не зная, как объяснить, доказать, убедить…

— Зачем? — уронил тот наконец. — Для обычного дворянина вы деретесь совсем неплохо, юноша. Ну… для Дорвенанта, во всяком случае. Зарабатывать шпагой на жизнь вам вряд ли придется. А искусство убивать ближнего своего не стоит того, чтобы эту самую жизнь ему посвятить. Да, представьте, иначе в нем толку добиться.

Он смотрел почти с сочувствием, если только Аластору оно не почудилось в темных пронзительных глазах. И на миг показалось, что между ним и фраганцем протянулась тончайшая натянутая струна, чутко отзывающаяся на малейшее колебание души. Аластор точно знал, что даже крошечная ложь или умолчание правды порвет эту нить навсегда, и исчезнет единственная отмеренная ему судьбой возможность для чего-то очень важного. Будто шаг, который он сделает сейчас, промолчав или открыв душу, безусловно уведет его по дороге, с которой уже будет не свернуть.

И можно промолчать, отказаться, забыть то, что случилось. Подумаешь, всесильный мэтр-командор обидел его, испугавшись за честь воспитанницы. Ведь прав был, по сути. А что оскорбление до сих пор жжет, словно раскаленное клеймо, так можно жить и с клеймом… «Нельзя, — спокойно и ясно подумал Аластор. — Жизнь без чести — это не жизнь».

А еще он вспомнил, наконец, что означает у фраганцев одна серьга в правом ухе. Бретер, профессиональный дуэлянт-наемник. И, следовательно, виртуоз владения оружием, иначе человеку, живущему клинком, в этом ремесле не удержаться. Да и вообще не удержаться в живых. Значит… Значит, отец, испугавшись, что Аластор все-таки вызовет лорда Бастельеро, сделал единственное, что могло дать его сыну хоть какой-то шанс, — нашел того, кто научит Аластора владеть шпагой так хорошо, как только возможно.

В глазах защипало от смущения и благодарности, в горле встал ком, стоило представить, чего отцу стоило смириться с его замыслом и сделать почти невозможное — уговорить фраганского бретера стать наставником дорвенантца. Но Аластор этот ком сглотнул и, не отводя взгляда от внимательного требовательного взора фраганца, сказал — будто в реку прыгнул с обрыва:

— У меня есть враг. Настоящий, смертельный. Он оскорбил меня. Вы, наверное, думаете, что это глупость, я еще слишком молод… Но есть поступки, которых дворянин и мужчина терпеть не должен. И я точно знаю, что мы еще встретимся. Он старше, опытнее, он признанный мастер фехтования. Но я должен смыть обиду кровью. И… я не боюсь смерти, но мне нельзя умирать. На дуэли с ним, я имею в виду. Это будет несправедливо, понимаете, месьор?