Я надела длинную футболку, приоткрыла дверь. В квартире тихо, только так же, чуть слышно, бубнит телевизор. Я прошла в комнату на цыпочках. Сонька спала в коляске. Герман на единственной двуспальной кровати. По диагонали. Я проверила кресло – не выдвигается. Села на него. Что делать? Снова одеваться, одевать спящую Соньку, которая наверняка проснется и раскричится, ехать в гостиницу? Прислушалась к себе – нет. Ни сил, ни желания. Поэтому выключила телевизор, включила свет, оставив его гореть только на кухне, чтобы не спотыкаться в темноте, когда Сонька проснется. Вытянула из под Германа одеяло – он не проснулся. Свернулась калачиком на самом краешке, укрылась, стараясь занимать, как можно меньше места. Думала, проворочаюсь снова половину ночи, потом Сонька проснётся, и искать новое жилье буду разбитой. Но нет, я уснула почти сразу.

Я страшная мерзлячка. Обогреватель зимой, мой лучший товарищ. А этой ночью я проснулась от того, что мне жарко. Не поняла сначала даже, что происходит. С трудом измученный мозг припомнил, что меня выселили из квартиры, я ночую в квартире Германа, а вот этот жар – от его тела. Герману надоело спать одному по диагонали, он подгреб меня к себе, сложил на меня руки и ноги, и греет своим телом. Чуть подвинулся и совсем на меня навалился. Дышит, уткнувшись носом в затылок. Щекотно, даже внутри меня. Я чувствую, как встают дыбом крошечные волоски. Одна его рука – на моём животе. Словно так и должно быть, по хозяйски. Он чуть ерзает, рука сползает ниже, я забываю, как дышать. Его возбуждённый член упирается в моё бедро. Мне начинает казаться, что он не спит, просто провоцирует меня, притворяясь спящим. Но его дыхание такое спокойное, размеренное. Ладонь замирает в самом низу, уже за границей дозволенного. Футболка давно задралась, поэтому мужская ладонь покоится на моих трусиках. Да, он спит. Спит, а я плавлюсь. И от дыхания его, прикосновения, близости, тяжести его тела. Мне кажется, что я сойду с ума. Я лежу так томительную прорву минут, в каждую из которых мне хочется накрыть его ладонь своей, позволить ей опуститься ниже, туда, где горячо, даже больно пульсирует. А потом повернуться, закинуть на него свою ногу, а дальше все примерно так же, как в моём сне. Но я лежу, замерев, словно мышка, прячущаяся от кота.

А потом просыпается Соня. Сначала тихо ворчит, ожидая, когда к ней подойдут. Потом уже хнычет громче. Я откидываю теплую мужскую руку и встаю. Сразу становится зябко. Об Соньку не согреться, она своя, родная, но такая крошечная… Снова Сонька засыпает только ближе к утру. Меня клонит в сон, но я боюсь ложиться. Причём сама себя боюсь. Герман откатывается на свою половину, я наконец решаюсь и ложусь. Удивительно, но рядом с ним я засыпаю почти мгновенно. Только снится всякая тарабарщина, преимущественно сексуального характера.

Утром я проснулась стоило лишь будильнику зазвонить. Но виду не подала. Не с моей выдержкой дефилировать перед Германом в нижнем бельё. Лежала, притворялась, что сплю, и чувствовала себя невероятно глупо. Успела отвыкнуть от ежедневной работы, и с трудом соображала, с чего бы вообще в субботу просыпаться. С трудом вспомнила, что выходные сместились из-за предстоящих праздников, вздохнула. А Герман же не просыпался очень долго. Я готова была встать и кинуть будильником об стену, когда он наконец проснулся. Скрипнула постель. Надеюсь, Герман вчера был не настолько пьян, чтобы позабыть моё водворение в свою квартиру. Иначе мне будет втройне неловко.

Он постоял немного у кровати, наверняка меня разглядывая. Потом наклонился, и…накрыл меня одеялом, которое у нас было на двоих, поэтому доставалась мне от него только малая часть. Потом ушёл на кухню, загремел. Проснулась Сонька, немудрено, после таких-то трелей будильника. Герман забренчал, отыскивая смесь и бутылочку, покормил, потом даже памперсы Соньке переодел. Это все было ну очень дико. Невероятно. Потом уложил Соньку возле меня и ушёл в душ. Я повернулась к дочери.