Одноклассники бывшими не бывают - Ашира Хаан (2020)

Человек, который так пафосно вещал о нелюбви к манипуляциям, именно ими сейчас и занимается. Нагло и беззастенчиво лупит по всем эмоциональным кнопкам без разбора.

Предохранители просто перегорели — я вдруг почувствовала вместо боли и трепета — раздражение.

— Рит… — снова помолчав, сказал Илья. — Ты уже отошла? Поговорим?

Вовремя, похоже, перегорели.

— Соболев, — в тон ему ответила я. — Ты уже изобрел машину времени?

— Зачем?

— Чтобы вернуться на несколько месяцев назад и рассказать мне про сына раньше. Или на много лет назад и надеть презерватив!

Он тяжело и долго выдохнул в телефонную трубку.

— Послушай, я понял, что накосячил, но машины времени у меня и правда нет, а сын есть. За три года он стал по-настоящему моим сыном, хотя это и были очень тяжелые три года. Отказываться от него я не собираюсь, я и так пропустил большую часть его жизни. Не по своей вине, но… это не тот выбор, который я готов делать.

— Я не прошу тебя делать никакого выбора, — устало сказала я. — И ругаться тоже не хочу. У этой истории нет подходящего всем варианта, так бывает. Жизнь сложная штука.

— Рит… — он резко дышал в трубку, как будто куда-то шел. Или пытался сдержать сильные чувства. — У меня есть просьба. Если я тебе был хоть немного дорог, ты не могла бы ее исполнить?

— Ну, ты сначала скажи, что за просьба, — я насторожилась. — Вслепую обещать не буду.

— Хорошо… — он снова тяжело выдохнул. — Давай ты просто познакомишься с Матвеем? Одна встреча и все. Больше не прошу. Всего одна.

Все-таки люди не меняются. Он был прав. Добиваться своего любыми методами. Заходить еще раз с другой стороны. Не давать расслабляться. Втискивать в самую узкую щель лезвие ножа — и в конце концов протискиваться целиком самому.

Варя на это уже попалась. Сначала ты принимаешь от него цветы и шоколадки, а потом — хоп! — у тебя на руках его ребенок и ты бежишь со всех ног, боясь даже вообразить, на что он продавит тебя в следующий раз.

— Соболев… — прервала я его тихо, но твердо. — Скажи, пожалуйста, а ты, собственно, сына-то уже предупредил, что планируешь со мной знакомить?

— Еще нет, но вряд ли… — начал он своим самоуверенным тоном, и я с трудом удержалась, чтобы не отбить себе лицо рукой.

Господи, какой идиот… куда ему дети, а?

— Стоп! — мне пришлось крикнуть, чтобы перебить очередные умные рассуждения. — Иди и для начала скажи ему. Можешь потом мне написать или позвонить, пересказать реакцию. Нецензурную лексику можешь опустить.

И я нажала отбой, чтобы не начать орать на него.

Телефон мгновенно зазвонил снова, но я не стала отвечать.

После пятого звонка он успокоился.

Надеюсь, пошел общаться с сыном.

Через полчаса не написал и не позвонил.

И через три часа тоже.

И через три дня.

Не сложилось, видимо, с цензурной лексикой у Матвея.

Зато через неделю мне в «Фейсбуке» пришло приглашение на Наташкин концерт.

Реакция — отклонить! — прошла, минуя мозг.

Потом я все-таки одумалась и сходила на страницу мероприятия. Наташка там была в длинном облегающем платье и с огромным букетом роз на фоне кроваво-красного занавеса.

«Концерт для лучшиих друзей в лучшем зале города!» — гласила афиша.

Значит, Соболев решил не отменять ее выступление, сдержать свое слово.

Хоть и утверждал, что делает это только ради меня.

Это в плюс ему, конечно.

Даже несмотря на то, что меня грызут маленькие острые зубки ревности.

Он больше не мой, так не все ли равно? Пусть Наташка порадуется, воплотит в жизнь свои планы. Она права была — Соболев щедрый, по себе знаю. Любовнице обломится явно больше одного концерта.

Я свернула «Фейсбук», подумала — и закрыла ноутбук совсем. Посидела в тишине, глядя, как темнота за окнами, приходящая на смену все более ранним августовским закатам, просачивается сквозь щели в окнах и затапливает комнату.