Намес быстро отыскал ларь с инструментом, все ж в каждом лазарете хранились подобные лари, после чего достал необходимое и забросил в чан с кипятком.

Фарата в свою очередь покинула помещение. Как странно складывается жизнь, всегда она считала людей врагами, винила во всех бедах, ведь именно они прогнали оруков с некогда плодородных земель. И не просто прогнали, а оттеснили в ледяные скалы, где клан ждала только смерть — медленная и мучительная. За несколько лет от хаватов осталась треть, старики и малые дети гибли один за другим, кто от холода, кто от голода, кто от лихорадки, молодые оруки были вынуждены скитаться по опасным местам в поисках еды и многие не возвращались. Вот такая жизнь настала. А сейчас их общая судьба в руках человека. Если Кархем не выживет, его место займут те, кто против развития, из-за чего все останется как прежде, дикие нравы победят, враждебность победит. Хорошо, если люди это тоже осознают.

Прошел час, потом второй, третий и лишь на четвертый показалась Садат. Повитуха выглядела измученной, вся ее рубаха пропиталась кровью, но на лице застыла улыбка.

— Справились, — кивнула, — правда, еще ничего не понятно. Лекарь сказал, два-три дня надо наблюдать. Если хуже чем есть не станет, значит, опасность миновала. Уж больно много крови потерял наш вожак.

— Надо будет отблагодарить человека.

— Я уже предлагала ему монеты, отказался. Сказал еще рано, а как придет время, лучше не монетами его благодарить.

— Чем же тогда?

— Семью хочет вернуть. Жену и двоих детей. Они трудятся на хозяйстве у гончара.

— Ладно. Скажи ему, все будет. Пойду я, Гешкета отыщу, а ты возвращайся к Кархему. И очень тебя прошу, не оставляй его ни на минуту. Самку его уже проворонила, не хватало еще вожака потерять.

— Да будешь теперь до самой кончины припоминать, — скривилась орчанка. — Кто бы знал, что эта бушта каждому второму нужна.

Смотрительница нашла главнокомандующего в конюшне.

— Ну? — подошла к нему. — Как это произошло? Рассказывай все, что знаешь.

— Таросу помогли бежать, вот как.

— Кто?

— То ли Балкар, то ли кто из стражи. Не выяснили пока. Одно знаю точно, когда лекарь навещал этого предателя, их вдвоем не оставляли.

— Так понимаю, Тароса не нашли.

— Нет, — снял со своего коня седло. — Что с Кархемом?

— Живой.

— Это главное. Надо было выродку башку сразу снести, — процедил сквозь зубы.

— Что уже есть, то есть. Теперь наша забота — поставить вожака на ноги. Не будет его, тогда ничего не будет… хорошего.

— А как быть с его самкой?

— Никак. Не до этого сейчас.

— Понял.

— Вот что… — окинула взором конюшню, — бери армию на себя, не допускай волнений, следи за порядком на рынке. Делайте все то, что делали при нём. И лично проследи за тем, чтобы никто не знал о ранении Кархема.

— Габан.

— И еще. Отыщи семью лекаря Намеса и приведите их сюда. Они на хозяйстве у гончара Уружбена.

— Сделаю.

Гешкет первым делом отправился к гончару. Договорился с ним быстро, ибо стоило орку воспротивиться, как воины отряда Кархема быстро поставили его на место, пригрозив изгнанием за непослушание правительственному войску. Однако, замученная тяжким трудом женщина с двумя худенькими детенышами, коих привел Уружбен, принялась упираться.

— Куда вы нас ведете? — прижала к себе детей. — Я хорошо работаю, я слушаюсь хозяина! Прошу вас, не надо…

— Идти за мной, — подошел к ней Гешкет, — и ничего плохого с тобой не случиться.

— Пожалуйста, только не на рынок, — пролепетала дрожащим голосом.

— Идти за мной, — указал ей на калитку.

Семью Намеса усадили в крытую повозку. Как бы ни пыталась несчастная вызнать, что с ними собираются сделать, так ничего и не вышло. А через полчаса повозка остановилась. Когда же все трое выбрались наружу, женщина чуть не упала без чувств, ведь ей навстречу бежал тот, кого она уже не чаяла встретить.