Шаманка - Алла Лагутина (2020)

Вернулись в Кувшинкино следующей ночью. В темноте. И то прежде нашли ручей и отмылись от грязи и крови. Одежда, которая была на Птичкине, хоть и пострадала, но все же осталась одеждой, а вот Сандугаш пришлось голой идти до машины, а там закутаться в плед, лежавший на заднем сиденье. И так, в пледе, идти в свой номер в гостевом доме. К счастью, заспанная хозяйка, вышедшая к поздним гостям, даже не удивилась ее странному наряду. Для нее более странным казалось, что эта парочка сутки провела в страшном лесу… Но сюда преимущественно такие и ездили. Любители жутковатой романтики. Так что хозяйка предложила разогреть им поздний ужин.

– Только уж извините, это не то, что свеженькое, в микроволновке пирогов подогрею, ну чаю вот свежего заварю, с медом.

– Это прекрасно. Пироги, чай с медом, – с улыбкой ответил Федор Птичкин.

У него изменился не только взгляд. Изменились интонации речи. Изменилась мимика и походка. Но поскольку в наше время никто не верит в чудеса, то даже те, кто заметит, не поймут…

Вот что делать с его бизнесом – непонятно. Какой уж бизнес для Мирона Щербакова.

Но проблемы надо решать постепенно.

Сначала он должен научиться называть ее: «Сандугаш».

Потом они должны поехать к Байгалу и вылить воду из сосуда.

Потом…

Потом Сандугаш все же сделает пластическую операцию, чтобы вернуть себе хотя бы часть былой красоты.

– Я бы хотел снова отвести тебя под венец, – сказал Федор Птичкин за чаем и пирогами с медом.

– Нельзя, милый. Перед Господом мы уже венчаны, – лукаво улыбнулась Сандугаш.

Она не собиралась принимать крещение.

Она – шаман. И ее служение, как шамана, только началось.

– Мы обвенчаны, милый, значит будем жить не во грехе.

– Но мы должны пожениться по законам этого мира. Чтобы все знали, что ты – моя.

– Думаю, это возможно, – кивнула Сандугаш и подумала: «Как же удивится вся гламурная Москва…»

5.

Пластическую операцию Сандугаш все же делала в Улан-Удэ, у доктора Хурхэнова. Доверяла она его теплым и чутким пальцам. И работы его видела. Это не избалованный московский врач, набивший руку на перекраивании лиц миллионерских дочек с тем, чтобы превратить их в одинаковых куколок. Нет, он был специалистом именно по восстановительной хирургии. А ей не нужно было становиться красивее. Ей нужно было, чтобы он восстановил ее красоту. Насколько возможно.

– Это будет не одна операция, – повторил врач. – А потом придется убирать лазером шрамы.

– Я помню. Я готова.

И когда Сандугаш, с убранными под чепчик волосами, лежала уже на операционном столе, и в крови ее медленно растворялся наркоз, и она чувствовала, как расплываются очертания ее тела…

…Она увидела очередной сон про убийство.

Вернее, сначала она почувствовала запах. Еще не потеряв сознание окончательно, еще слыша, словно сквозь вату, голос анестезиолога, отсчитывавший вслух в обратном порядке: «Шесть, пять, четыре…» – Сандугаш почувствовала аромат духов, аромат красивых дорогих духов, невероятный, странный, напоминающий ледяные лилии и ледяной мускус.

А потом она увидела ее. Женщину. Увидела в маленьком зеркальце, перед которым та подводила губы. Старательно прорисовывала карандашом контуры рта, потом подкрасила помадой цвета замороженной малины. У нее была нежная белая кожа, прозрачные светлые с зеленью глаза, густые черные ресницы. Ей было, наверное, лет сорок. Сорок не скрывающих себя лет, но в лице оставалось что-то детское, нежное. Хорошенькая. С коротко подстриженными светлыми волосами.

Женщина улыбнулась в зеркало и подмигнула. Не себе – Сандугаш. Она словно видела сквозь зеркало Сандугаш, которая видела ее во сне.

Затем зеркало захлопнулось…

И Сандугаш увидела все остальное.

Окраинный район большого города. Пластиковый, наполовину поломанный детский городок.