Шаманка - Алла Лагутина (2020)

Женщин закрыли в подполе. Больше спрятать было негде. Капитанская жена Фаина Лукинична Щербакова с сыном Федей. Мария Григорьевна Краузе, жена поручика, и ее пятнадцатилетняя дочка Маша. Елизавета Андреевна, совсем юная офицера Юркова: она была очень красива, она дрожала и плакала, и Маша тоже плакала, только Фленушка с Марией Григорьевной крепились, видимо, материнство придавало им силы. Из крепостных спустились только двое: Федина кормилица Малаша, его обожавшая, со своей дочкой Катюшей. И Фленушкина нянька Авдотья.

Где-то наверху остались две крепостные девки, полученные Фленушкой в приданое, Акулька и Юлька. Но за них можно было не волноваться. Крепостных пугачевцы не трогали.

Пушки грохотали недолго.

Потом – далекое эхо стрельбы.

Потом – какие-то крики.

Елизавета Андреевна заходилась в рыданиях.

Да, собственно, все они понимали, что это значит. Крепость пала. Просто их еще не нашли.

– Фаина Лукинична, голубушка, вы мне Федечку отдайте. Я скажу, что оба мои. Бывает же так, что родятся сразу и мальчик, и девочка. У нас в роду даже такое было, – сказала Малаша. – Я скажу, что за деток испугалась и укрылась со всеми. А детки оба мои…

– Он ко мне потянется.

– Так и Катенька к вам тянется. А говорить они еще не умеют.

– Кто-нибудь все равно выдаст…

– Бог милостив. Может, и не выдаст. А выдаст, скажу – лжет. Мои оба.

– Малаша, обоих тогда убьют.

– Бог милостив, надо верить…

Фаина Лукинична вздохнула и прижала к себе Федю. Вдохнула аромат его волос. Обнять покрепче и не размыкать объятий… Но Малаша права. Пока он спит – передать ей. Может, удастся обмануть.

У Марии Григорьевны были часы-луковка. Она по ним следила за временем.

После того как стихли выстрелы, полтора часа просидели они в подполе. А потом дверь наверху сорвали и в прямоугольнике света показались лики адовы… У одного – ноздри вырваны, другой – башкир, еще двое – казаки.

– А вот и бабы сладкие. Командирские. Сами поднимитесь или тащить вас силой?

Елизавета Андреевна завыла в голос.

Мария Григорьевна поднялась и дернула за локоть Машу.

– Вставай. Не будем унижаться перед ними.

Поднялась и Фаина Лукинична. Она изо всех сил старалась не смотреть на Малашу. Не смотреть на Федю. У нее получилось.

Они выходили – одна за другой – и их выталкивали на улицу, на яркий свет, а там толпились эти… Бесы, бесы! Иначе не назовешь. Гоготали. Выкрикивали похабщину.

Служивший в крепости батюшка, отец Григорий, держал на деревянном блюде хлеб-соль.

Крепостные женщины жались у стены кучкой. Акулька и Юлька ревели, обнявшись.

– Кто же здесь будет Пугачев? – спросила Мария Григорьевна.

– А нету тут Пугачева, – гнусаво выкрикнул безносый. – Вот наш полковник! – указал он на разряженного рыжебородого казака. – Он и судить вас будет. Ты шагай, барыня, шагай…

Их повели за угол крепости, и они поняли, почему: там стояли наскоро сколоченные виселицы, на которых уже висели поручик Краузе, подпоручик Юрков и несколько офицеров.

Елизавета Андреевна с диким воплем кинулась к виселице, повалилась в ноги мужа, завыла…

Маша тоже зарыдала в голос, Мария Григорьевна прижала ее к себе.

А Фаина Лукинична украдкой оглянулась…

Малаша с двумя детьми на руках подошла к другим крепостным. И уже передала Катеньку на руки Акульке. А Федю держала сама. И что-то говорила, что-то объясняла разбойнику с рваным носом.

«Кто-нибудь выдаст, – безнадежно подумала Фаина Лукинична. – Но может, и правда Бог милостив? А если милостив – то как же, как же?..»

Елизавету Андреевну оттащили от виселицы и прямо тут, на снегу, под ярким светом, раздели донага, а потом потащили за волосы в дом…