Я вещаю из гробницы - Алан Брэдли (2013)

Я сразу же признала мелодию. Это песня, которую мы пели в отряде девочек-скаутов, и мне вспомнились слова:

Упакуйте свои проблемы в старый мешок и улыбайтесь, улыбайтесь, улыбайтесь.

Пока у вас есть «люцифер»,[49] чтобы зажечь сигарету, улыбайтесь, парни, в этом шик…

Никто в помещении не улыбался, как намекала нам песня. Рабочие неловко переглядывались, как будто насвистывание Адама, отражавшееся странным эхом, нарушило некое великое табу.

— Адам… — окликнул его викарий.

— Извините. — Слово всплыло из могилы и эхом повисло в воздухе.

Свистел ли он бездумно, или в этом скрывался некий смысл? Если так, то какой?

Только сейчас я осознала, что в склепе появились и другие люди. Одним из них был крупный мужчина в черном костюме, пасторском воротнике и с видом подчеркнутой святости.

Епископ. Никаких сомнений.

— Ваша милость, — сказал викарий. — И канцлер Ридли-Смит.

Он обменялся рукопожатиями с новоприбывшими, но не очень радостно.

Так вот он какой, канцлер — или член городского магистрата — Ридли-Смит, отец Джослина. И я его уже видела: он был тем мужчиной на фотографии, который вручал приз мисс Танти.

Я внимательно его изучила.

Суровый человек, подумала я, с жесткими водянистыми карими глазами, профессионально бегавшими по сторонам, постоянно перещелкивавшимися с одного из нас на другого, словно каретка пишущей машинки. Я сразу же пожалела всех обвиняемых, кому когда-либо доводилось стоять в суде перед этими неподвижными круглыми глазами.

Лоб у него был постоянно нахмурен, как у человека, который только что учуял неприятный запах, и это впечатление усиливалось тем фактом, что у него полностью отсутствовали брови и ресницы. Его покрытый пятнами нос был расплющен, как будто в молодости он занимался боксом, но не очень успешно.

Пьяница, — решила я.

Хотя член городского магистрата Ридли-Смит не был физически крупным человеком, одно его присутствие, казалось, выдавило весь воздух из склепа, и внезапно стало душно.

Он покачивался на удивительно крошечных ногах и нетерпеливо смотрел по сторонам.

— Ну что ж, давайте закончим с этим, — сказал он необыкновенно хриплым грубым голосом, доставая из кармана жилета часы с крышкой, выдвинул губу и проверил время. — Где останки?

Когда он неловко вернул часы на место, я не могла не обратить внимание, что его запястье, точно как запястье миссис Ридли-Смит на фотографии в Богмор-холле, было необычно слабым и гибким.

Что там говорил Доггер? Классический случай отравления свинцом.

Интересно, в давние дни в Индии член городского магистрата тоже проводил время с оловянными солдатиками жены?

— Мы еще не подняли их, — ответил викарий. — Я подумал, лучше подождать, пока вы…

— Не надо, вы заставляете церковь, суд и полицию ждать. Предлагаю продолжить.

Под церковью он имел в виду епископа; под судом себя. Кто же, черт возьми, представляет полицию?

И тут я заметила инспектора Хьюитта. Он стоял в тени рядом с епископом. Я улыбнулась ему, но, кажется, он меня не заметил. Его глаза двигались по склепу с тем же холодным выражением, что и у члена городского магистрата Ридли-Смита. А может, еще более холодным.

— Продолжайте, — распорядился епископ, облизывая губы.

И в этот самый миг на верху лестницы появилась голова Адама, его подбородок оказался точно на уровне каменного края могилы святого. Мне тут же вспомнилась голова Иоанна Крестителя.

— Что ж, — сказал он, нарушив иллюзию. — Внизу чисто.

— Кто этот… человек? — вопросил член городского магистрата Ридли-Смит. — Он не имеет права находиться внизу. Кто дал ему разрешение?

— Мы дали, — ответил епископ. — Может, вы припоминаете…

Но член городского магистрата Ридли-Смит уже не слушал. Его лицо стало похожим на одну большую грозовую тучу.

— Пойдем, Мартин, — прорычал он и неловко отступил от дверного проема.