Пита с его колонной ввели через восточный портал, и они присоединились к остальным, кого сюда сгоняли со всей страны. Их встречали улыбающиеся охранники в белых свежих рубашках с дубинками в руках, единственным назначением которых было колотить безоружных побежденных. Желая поразить вновь прибывших крутизной, японцы принялись дубасить кого попало, и при этом выкрикивали приказания на ломаном английском, который никто не понимал. Однако заключенные уже достаточно насмотрелись на насилие, и жестокость охраны не произвела на них впечатления. У них не осталось запала отвечать и воли к сопротивлению. Их привели на плац и велели встать ровными шеренгами по стойке «смирно». И они опять жарились на солнце, пока подходили другие. Японцы снова устроили шмон, словно пленные могли в дороге приобести что-нибудь ценное.

Через час перед зданием, служившим администрацией, возникла суета. Оттуда вышел поприветствовать пленных важный человек в странной форме – мешковатых шортах и кавалерийских сапогах до колен. Смешной коротышка напускал на себя чрезвычайно важный вид. Он заревел, закаркал, а несчастный переводчик-филиппинец пытался за ним не отстать. Начальник начал с того, что они не уважаемые военнопленные, а попавшие в силки малодушные мерзавцы. Сдача в плен – непростительный грех. И поскольку они презренные трусы, с ними не станут обращаться как с настоящими солдатами. Он убил бы их всех, но живет по законам воина и должен проявлять милосердие. А если кто-нибудь нарушит хоть одно правило тюремного распорядка, он охотно его казнит. Затем начальник разразился громкой тирадой о расовом превосходства японского народа, который выиграл войну и победил своего главного врага – Америку. Переводчик иногда отставал и явно городил отсебятину, но начальник ждал, чтобы тот перевел на английский его мудрые слова.

Изможденные пленные его почти не слушали. Что же до угроз… Какие еще ужасы могут сотворить с пленными японцы? Разве что быстро обезглавить.

Оратор ревел и клокотал, пока не устал, а затем внезапно повернулся и ушел, и вслед за ним повалили его приспешники. Пленных распустили и распределили по территории, где был отдельный лагерь для американцев и отдельный для филиппинцев.

Генерала Неда Кинга назначили командиром над пленными. Он встретил их у вторых ворот, пожал руки и сказал:

– Запомните, ребята, вы никому не сдавались. Я вас сдал. Вы не капитулировали. Я объявил капитуляцию. Я один за все в ответе и буду нести свой крест. Прошу об одном: подчиняйтесь приказам, не провоцируйте и не злите врага больше, чем он уже зол на вас.

Вновь прибывших представили своим офицерам для общей ориентации и обсуждения правил поведения. Служащие двадцать шестого полка оказались разбросаны, и возникло разногласие, кто был последним командиром. Пита включили в группу тридцать первого пехотного полка и привели в новый дом. Ветхое строение было четырнадцать футов в ширину и двадцать в длину, с бамбуковой крышей, которая выглядела так, словно ее сорвало во время урагана. Солнце и дождь свободно проникали внутрь. Коек и матрасов не дали, вместо них стояло подобие полок на высоких расщепленных бамбуковых кольях с настилом из пальмовых ветвей. Одеял у большинства не было. Пит спросил, что делать, если начнется дождь, и получил ответ, что в этом случае люди прячутся под стеллажами на кольях.

В Форт-О’Доннел имелся лишь один действующий артезианский насос, который по трубе диаметром полдюйма качал воду в обе части лагеря – и американскую, и филиппинскую. Насос действовал от бензинового мотора, который временами захлебывался и глох. И поскольку повсюду была нехватка бензина, он нередко заканчивался в баке.

Пит отчаянно хотел пить, но увидел, что к крану стоит длинная очередь. Он шел к ее концу вдоль шеренги в сотню человек и натыкался на один и тот же потухший, загнанный взгляд. В очереди никто не разговаривал, она еле двигалась. Миновало семь часов, прежде чем Питу удалось наполнить флягу водой.