Silence - Anne Dar (2020)

“Нет, это безумство”, – тем временем крутилось у меня в голове я. – “Если бы он был как-то связан, он бы сделал всё возможное, чтобы Камелия Фрост не заговорила… Но, может быть, он не успел? Или не смог – сдрейфил… Придушить её подушкой… Или он дожидался, когда она придет в себя, чтобы припугнуть её?”.

Уже спустя десять минут мои очередные сомнения на счет Кирана Шеридана были развеяны. Камелия Фрост пришла в себя в присутствии Афины – Киран появился в её палате на пятнадцать минут позже. То есть он не успел бы припугнуть её, даже если бы очень сильно того хотел. Вариант с тем, что девочка испугалась шерифа, как отца преступника, тоже отпал. Камелия Фрост на самом деле ничего не могла вспомнить. Я тщательно прозондировала эту почву: допрашивала девочку ровно полчаса без присутствия сторонних лиц – даже Афину попросила выйти в коридор вслед за Шериданом, чему она не особенно противилась, явно испытывая желание остаться с шерифом наедине. Заинтересованность матери девочки шерифом на сей раз мне пришлась на руку (в “Гарцующем олене” на мне бы меню закончилось только за то, что я составила Шеридану компанию во время ужина). Я без давления посредством присутствия в палате других лиц расспросила девочку с разных сторон и задала ей сотню не связанных между собой и невидимо связанных вопросов – она действительно ничего не помнила. Вообще ничего. И определенно точно не врала. Как и не боялась. Она не понимала, что происходит, и не знала, что произошло: не помнила ничего с момента своего попадания в особняк Оуэн-Гринов. Из воспоминаний только музыка, звучавшая на вечеринке слишком громко, и образы одинаковых девушек, в этом году отдавших предпочтение ведьмовской тематике. Дальше – пустота.

Из-за того, что девочка никак не могла вспомнить, что именно с ней произошло, она склонна была предполагать, что она, возможно, потеряла сознание из-за разболевшегося еще накануне живота. Нулевой результат меня ненашутку огорчил и даже разозлил, но я не позволила своим эмоциям взять верх. Поэтому я не ответила девочке на вопрос, который она задавала мне один раз в каждые десять минут нашего общения: что именно произошло? Ей должен был рассказать кто-то близкий. Пусть Афина как-то разжует этой наивной душе правду и поможет ей это пережить. Это вне моей компетенции. Это дело матери и дочери – внутрисемейный момент.

Мысленно пожелав удачи Афине, я вышла в коридор, в котором она должна была находиться в компании Шеридана, но неожиданно застала её в компании других трех человек: её десятилетней дочери и Роджера Галлахера с его сыном Итаном, ровесником девочки. Не знаю почему, но я сразу обратила внимание на две вещи: мальчик с девочкой неплохо ладят (смотря в окно, они что-то активно обсуждали), а Роджер Галлахер совершенно трезв, что, если верить Шеридану, можно счесть за нечто из разряда чуда.

– Как ваша дочь, мистер Галлахер? – решила для приличия поинтересоваться я, пока Афина, не сказав ни слова, проскользнула мимо меня в палату своей старшей дочери. Она меня явно недолюбливает, но это ненадолго. Скоро я уеду отсюда, и она забудет обо мне, как о прошлогоднем дне, в котором меня не было.

– С Дакотой всё хорошо, спасибо, – Галлахер поджал губы, наблюдая за тем, как его сын с дочерью Афины аккуратно проскальзывают вслед за Афиной в палату Камелии. – Она пошла на траурную церемонию…

– Вот как? – я вовремя сдержалась, чтобы не сдвинуть брови. – А почему не пошли вы?

– Я хотел, но позвонила Афина, я не мог не приехать сейчас сюда, а Дакота не могла не пойти на церемонию…

Он оправдывался? Ведь оправдывался… Но почему? Из-за чего он мог испытывать чувство вины?..

– Ты уже закончила? – из-за угла коридора вдруг появился Шеридан с одноразовым стаканчиком из коричневого пластмасса в руке. Лицо Галлахера сразу же приняло отстраненный вид.