В серой зоне - Адриан Оуэн (2020)

Двадцать лет назад многие отказались от нашего донкихотского предложения прочесть мысли пациентов, запертых в серой зоне. Однако очень скоро такая расшифровка станет делом обычным, доступным миллионам людей по всему миру. Такова магия науки: будущее тянет за собой прошлое, все проблемы решаются постепенно, при этом неутомимо, до тех пор, пока мы с удивлением не обнаружим: прогресс-то уже перед нами, вот они, новые сферы понимания и познания! Наука о серой зоне провела нас долгим путем, если начинать его с 1997 года, когда мы впервые просканировали Кейт. В конечном счете эта наука обещает раскрыть даже тайны вселенной, которые, что совершенно невероятно, каждый из нас носит в своей голове.

Эпилог

Первая глава моих исследований в серой зоне подошла к странному и неожиданному завершению в мае 2015 года, когда внезапно умерла Морин. Я поддерживал связь с Филом. Последний раз видел его семь месяцев назад – мы с ним встретились в Эдинбурге за пивом. Он сказал мне, что в то время Морин была еще стабильна с медицинской точки зрения, она жила в интернате для тяжелобольных, родители и семья продолжали с любовью заботиться о ней. В день ее смерти я летел в Нью-Йорк, чтобы поговорить с издателями о книге, которую вы сейчас читаете. Фил связался со мной на странице в «Фейсбуке»: «Морин умерла сегодня в 9:20, два дня она боролась с инфекций в легких. Она умерла быстро… Решил, что ты захочешь об этом узнать». Когда я думал о смерти Морин, в голове вертелось лишь одно слово: «жутко». Бродя в тот день с издателями туда-сюда по Пятой авеню, продавая им свою пока еще не написанную книгу, мне приходилось снова и снова объяснять: Морин только что умерла – такое вот совпадение. Я чувствовал себя старым мореходом, который утомляет слушателей длинным рассказом. Я не мог не думать о Морин, когда писал эту книгу, так же как не мог не вспоминать о ней все последние два десятилетия после нашего расставания. Однако, покинув серую зону именно в тот момент, Морин по-прежнему влияла на мою жизнь странным и непредсказуемым образом. Она всегда высказывала свое мнение. Всегда оставляла за собой последнее слово. Только теперь уже из могилы.

Я не видел Морин более двадцати лет, однако ее кончина меня глубоко тронула. Я остро ощутил, какое сильное влияние она оказывала на ход моей жизни в течение двух десятилетий, хоть и редко себе в этом признавался. Ее влияние трудно измерить и еще труднее объяснить, в том числе и из-за противоречивых ощущений, которые оставили у меня наши отношения. Жар наших споров давно остыл, но иногда мне кажется, что я продолжаю отвечать Морин, вспоминая слова о том, что главное – это любовь.

Все блестящие эксперименты и новейшие технологии – ничто в сравнении с самым главным достижением в исследовании серой зоны: мы научились возвращать людей к тем, кого они любили и кому были дороги. Каждый такой случай до сих пор вспоминается как чудо. Когда я пишу эти строки, мне кажется, что Морин радостно смеется, ее глаза сияют.

– Я же говорила! – сказала бы она. – Любовь… самое главное – это любовь.

И она была бы права. То, что началось как научное путешествие более двадцати лет назад, квест, чтобы раскрыть тайны человеческого мозга, со временем обрело другую цель: вытащить людей из пустоты, перевезти их обратно из серой зоны, чтобы они снова могли занять свое место среди нас, среди живых.

Благодарности

В своей жизни я написал сотни благодарностей, но всегда поверхностно и всегда это были послания безликим агентствам по предоставлению грантов (это вовсе не значит, что я неблагодарен, просто в таком случае никогда не знаешь, кого именно благодаришь). Гораздо приятнее признавать вклад конкретных людей в твою работу.