Чувство движения - Роджер Смит (2021)

Развитие феноменологии

В те же годы, когда писали свои работы Прайс и Шеррингтон, незнакомый им представитель совершенно иной академической школы Морис Мерло-Понти опубликовал свою «Феноменологию восприятия» (1945). Он создал ее в военные годы после внимательного изучения работ Гуссерля. На протяжении последующей половины столетия книга Мирло-Понти оказалась наиболее цитируемой в связи с признанием активного, воплощенного существования чувственного познающего субъекта. Мерло-Понти подробно анализировал феноменологическое осознание существования, которое его предшественники, как повествуют Хеллер-Роузен и Старобинский, приписывали телесному чувству вообще и которое я принципиально отношу к мышечному чувству. Анализ Мерло-Понти комплементарен. «Таким образом, – писал Мерло-Понти, – постоянство собственного тела, когда оно становилось объектом анализа классической психологии, могло привести ее к телу, которое было уже не объектом мира, но средством нашего с ним сообщения, к миру, который был уже не суммой определенных объектов, но неявным горизонтом нашего опыта, тоже присутствуя непрерывно прежде всякой определяющей мысли» (Мерло-Понти, 1999, с. 131). Что бы ни имел в виду под «классической» психологией Мерло-Понти (возможно, ничего специфического, просто противопоставлял экспериментальную психологию феноменологической), интересно, что он, судя по всему, совершенно не был знаком с историческими прецедентами собственного подхода.

«Феноменология восприятия» известна как книга, которая переосмыслила в терминах феноменологии чувственное существование как существование, имеющееся у тела как у воплощенного существа. Воплощенное существо, мы уже не раз отмечали, может мыслиться в качестве характеристики такого человеческого состояния, которое никогда не вызывало сомнения. Чтобы понять значимость книги Мерло-Понти, необходимо оценить глубину интеллектуальной и институциональной, как сказал бы Уайтхед, «бифуркации» – отделения исследований рационального ума от исследований материального тела. Именно институционализация «бифуркации» в различных дисциплинах питала идею, что придание первостепенного значения воплощенности было чем-то инновационным. Чтобы подчеркнуть эту мысль, пожалуй, следует вспомнить, что даже Декарт – традиционная фигура, несущая ответственность за дуализм, чье разделение субстанции на душу и тело Уайтхед назвал «губительным» для философии – не вполне следовал собственным установкам. Как заметил Уайтхед, Декарт признавал нераздельность тела и мыслительного процесса, очевидного даже в принадлежащем Декарту таком простом утверждении, как: «Эти руки и ноги мои» (Whitehead, 1969, p. 90, 92). Те не менее Гуссерль, как и Уайтхед, считал необходимым осудить картезианский дуализм за то, что он привел к разделению человеческих ценностей и объективной науки, катастрофическому для цивилизации (Гуссерль, 2004). Таков был философский контекст, в который Мерло-Понти вернул в научнй оборот понятие воплощенного субъекта.

Рассматривая воплощенное восприятие, Мерло-Понти не придавал особого эпистемологического значения осязанию, а рассматривая осязание, не выделял роль движения[273]. Осязанию он уделял в лучшем случае столько же внимания, сколько зрению. Его волновал не эпистемологический приоритет того или иного чувства, а их унификация для возможности появления «феноменального» мира. Как он писал позднее, и зрительное, и тактильное чувство «пульсируют», и для того, и для другого требуется, чтобы «плоть» существовала внутри мира (Мерло-Понти, 2006)[274]. Такая трактовка тактильности зрения существенно повлияла на интерес к гаптическому чувству в современной философии и искусстве.