В приюте шумно, царит настоящая какофония лая и визга. Я иду по бетонному коридору, смотрю на собак в будках. Мне неуютно от мольбы и отчаяния в их глазах, вида металлических ограждений, запаха мочи. Мне хочется их всех забрать домой, но я могу позволить себе только одну. Я уже много лет думала о том, чтобы завести собаку, но беспокоилась из-за расходов на ветеринара и корм. Теперь я понимаю – я просто боялась, а вдруг что-то пойдет не так, вдруг Эндрю каким-то образом заберет ее у меня, даже будучи за решеткой. Я останавливаюсь напротив конуры с немецкой овчаркой – у нее большая голова, огромные лапы и широкая улыбка. Шерсть темно-рыжая, и посреди спины она растет в обратном направлении, как у родезийского риджбека[15]. Карие глаза пса окружены черным кольцом, морда и обвисшие кончики ушей тоже черные. Я издаю звук поцелуя, и он поднимает голову, лапами упирается в изгородь.

Один из сотрудников рассказывает мне о собаке в конуре рядом с ним: Бадди, дружелюбный черный лабрадор, виляет всем телом и скулит.

– А как этого зовут? – спрашиваю я.

– Ангус.

Его кличка заставляет меня улыбнуться – она идеально ему подходит. Его предыдущие владельцы, должно быть, имели шотландские корни или хорошее чувство юмора.

– Я живу со своей дочерью, и мы подыскиваем домашнего питомца, такую собаку, которая отпугнет незнакомцев. Он защитник?

– Ангус – сама любовь и, скорее всего, залижет до смерти грабителя, но он громко лает.

Ангус, как будто услышав приглашение, поднимается, снова упирается в сетку и трижды лает. Глубокий громкий лай эхом отражается от бетона. Он почти моего роста, а весом потянет на сотню фунтов.

– Почему хозяева отдали его?

– Развелись. Муж переехал в Штаты, а жене пришлось устроиться на новую работу, так что у нее не осталось времени на него. Он отличный домашний пес. Любит женщин.

Я прикасаюсь ладонью к его лапе, и он облизывает ее.

– Я могу выйти с ним погулять?

Мы ходим по близлежащим тропам, он едва не выдергивает мою руку из сустава, но я чувствую себя в безопасности просто из-за того, что рядом со мной огромное животное. Его бок трется о мое бедро. Я пытаюсь отговорить себя от этого поступка, думая о расходах на корм, о том, как сильно он, наверное, линяет. Иногда он оборачивается и поглядывает на меня, его рот открывается в улыбке, вываливается язык. Мы видим вдали мужчину, бегущего по лесу. Ангус останавливается, весь настороженный, с задранным хвостом. Он бросает взгляд на меня.

– Все в порядке, Ангус, – говорю я. – Хороший мальчик.

Он расслабляется, и мы продолжаем гулять. Впервые за несколько дней я тоже чувствую себя расслабленной. Мы возвращаемся в приют, я оформляю заявление, подтверждаю, что у меня есть разрешение от домовладельца и огражденный двор. Я думала, что это займет несколько дней, пока мне дадут ответ, но из приюта мне позвонили тем же вечером. Я сообщаю Софи радостную весть.

– Правда? И какая же это собака?

У нее блестят глаза, и у меня становится легче на душе. Я сделала бы все, что угодно, лишь бы она улыбалась.

– Даже не знаю. Какая-то помесь. Может, смесь лабрадора или ротвейлера с овчаркой. – Я показываю его фото на телефоне. – Можем забрать его утром.

– Боже, мам! Он чудовище.

– Знаю. Теперь у меня есть и Красавица, и Чудовище.

Она смеется, потом ее улыбка тает.

– Ты не для защиты его взяла? У тебя сейчас есть охранный ордер. Ты все еще боишься?

Я удивилась тому, как легко Эндрю согласился на условия ордера. Я никогда не думала, что он добровольно поставит подпись под обещанием держаться от меня подальше. Мне хотелось радоваться этому, но меня это беспокоит еще больше.

– Отчасти и для защиты, и мне понадобится компания, когда ты уедешь учиться.

– Меня заменит огромный волосатый монстр!

– Он, пожалуй, почище тебя.

Она легонько шлепает меня по руке.

– Ну, ему лучше не спать в моей постели.