В гостиной было по-домашнему тепло и уютно. Он ввалился в нее, по инерции пролетел сквозь журнальный столик с толсто нарезанными бутербродами и термосом с горячим кофе, сквозь большое пухлое кресло в камин и дальше, через раскаленную кирпичную стену в холодную столовую.

Межкомнатная дверь, ведущая оттуда в гостиную, тоже оказалась заперта. Гордон потрогал ее онемевшими пальцами и, смирившись с неизбежным, проскользнул назад, на этот раз спокойно и осторожно, впервые обратив внимание на плотную внутреннюю структуру дерева.

Уютная гостиная плохо действовала на него. Он беспокойно слонялся по комнате, не в силах присесть, пропускал сквозь себя жар каминного огня. Согреть Гордона он больше не мог.

Чем же привидения занимаются ночью?

Наконец он сел и уставился на экран. Вскоре гонки завершились, остались только шум да серая рябь, а выключить телевизор он не мог.

Гордон вдруг обнаружил, что сидит в кресле слишком глубоко и уже смешался с его набивкой. Он встал, попытался развлечь себя, взобравшись на стол, однако это нисколько не подняло неумолимо стремящееся вниз настроение.

Возможно, ему надо поспать?

Возможно.

Его не тянуло в сон, просто страшно хотелось забыться. Он прошел сквозь закрытую дверь в темный коридор, откуда в большие, мрачные спальни вела широкая лестница.

По ней он, невесомый, и поднялся.

Гордон прекрасно понимал: все усилия тщетны. Если тебе не удается открыть дверь в спальню, на кровати ты тоже не уснешь. Проскользнув через дверь, он улегся в холодную кровать. Впрочем, холода он не чувствовал. Луна светила прямо на него, бесплотного, лежащего с открытыми глазами. Не получалось даже вспомнить, что такое сон и как в него погрузиться.

Его охватил ужас: отныне и вечно по ночам ему придется лежать не сомкнув глаз.

Идти ему некуда, заняться тоже нечем. Он никого не сможет разбудить, не напугав при этом до смерти.

Самое страшное из пережитого сегодня – мгновение, когда он увидел лицо Ричарда, белое как полотно. Сейчас он отчетливо вспомнил это лицо, а рядом с ним – бледную фигуру, отразившуюся в лобовом стекле.

Именно тогда угасла последняя согревавшая его душу искорка надежды, что ночной кошмар скоро кончится. Наступит утро, он встретится с людьми, и все встанет на свои места. Гордон снова и снова воскрешал в памяти то мгновение.

Он увидел Ричарда, а Ричард – совершенно точно – увидел его.

Ничего больше не будет как прежде.

Раньше, когда по ночам его что-то беспокоило, он спускался вниз поискать вкусненькое в холодильнике. Так он решил поступить и сейчас. В кухне веселее, чем в залитой лунным светом спальне: можно погрохотать кастрюлями.

Он съехал вниз по перилам, частично пропустив их сквозь себя, без лишних раздумий пронесся через кухонную дверь и минут пять сосредоточенно, прилагая все возможные усилия, зажигал свет.

Наконец выключатель поддался, и обрадованный Гордон сперва решил отметить успех баночкой пива, однако, провозившись с ней довольно продолжительное время и уронив несколько раз на пол, отказался от этой затеи. У него не было ни малейшего представления, как отогнуть на крышке кольцо и дернуть за него. И потом, если ему все-таки удастся открыть банку, что делать с ее содержимым (кстати, уже изрядно вспененным)?

У него нет тела, куда бы он мог его влить. Он швырнул банку, она закатилась под буфет.

Он заметил, что способность брать в руки предметы иногда усиливается, а потом медленно угасает. То же самое происходило и со зрением. Периоды активности наступали неравномерно, а возможно, результаты одних действий больше бросались в глаза, чем результаты других. Сейчас ему показалось, что его сила перешла на стадию роста.