Темные тайны - Гиллиан Флинн (2013)

И правильно сделал, потому что порошок ударил в нос резче и больнее хлорки, отчего сосуды в голове обожгло и они заскрипели, как ветки на деревьях. Казалось, вся кровь в организме превратилась в горячее жидкое олово, начали ныть даже косточки запястий. Кишки задвигались, как просыпающаяся по весне змея, и на секунду ему показалось, что он наложит в штаны. Он сделал большой глоток пива и кулем повалился на землю, из раны на голове, пульсируя, снова полилась кровь, заливая лицо. И вдруг он почувствовал, что способен бежать со скоростью восемьдесят миль в час и что это непременно нужно сделать, потому что если он так и останется здесь лежать, грудь разорвется и оттуда выскочит демон, стряхнет с крыльев его кровь, на долю секунды задумается о том, что придется торчать в этом мире, — и взмоет в небо, чтобы потом вернуться в ад. Срочно нужно ружье, чтобы разом покончить и с собой, и с этим кошмаром, но только он об этом подумал, как внутри лопнул и, остужая вены, растекся огромный пузырь облегчения. Оказывается, он не дышал. Он глубоко вздохнул и почувствовал себя невероятно хорошо. Как же классно, что можно дышать, — это самое главное. Он чувствовал, что растет вверх, раздается вширь, становится могущественным — с ним бесполезно спорить, потому что он всегда и во всем прав. Он непререкаем. Потому как, что бы он ни сделал, все правильно. Именно так и никак иначе. Можно запросто выстроить в ряд всю эту прорву вариантов и решений, которые он должен принять, и сбивать их из ружья, как в тире. И выиграть главный приз. Самый-самый главный. Слава Бену! Ура победителю! Мир рукоплещет и носит его на руках.

— Что это за хреновина? — спросил он. Голос звучал уверенно и твердо — так открывается толстая тяжелая дверь с отличной пружиной.

Трей ничего не ответил, потому что снова смотрел на Диондру — она силилась встать на ноги, пальцы у нее покраснели от холода. Кажется, Трей и сам не заметил, какую презрительную усмешку у него вызвал ее вид. Он порылся в кузове и повернулся уже с топором в руках — лезвие голубело, как снег вокруг, — и протянул топор Бену лезвием вперед. Бен начал отнекиваться, держа руки по швам: «Нетнетнет, не заставляй меня его брать», как маленький, которого попросили подержать плачущего новорожденного.

— Бери, говорю.

Бен обхватил обеими руками рукоятку. На лезвии были ржавые пятна.

— Это кровь?

Трей бросил на него ленивый взгляд откуда-то сбоку и даже не потрудился ответить.

— Ой, я хочу топор! — взвизгнула Диондра и прыгнула в сторону грузовика, а Бен подумал, уж не дурачат ли они его, как обычно.

— Топор для тебя тяжеловат. Возьми охотничий нож.

Диондра нетвердо держалась на ногах, то подаваясь вперед, то отступая назад, и меховая опушка на капюшоне куртки прыгала вверх и вниз.

— Не хочу но-ож — он слишком маленький. Отдай его Бену — он у нас охотник.

— Тогда Бену еще и ружье.

— Ладно, давай ружье мне. Я возьму ружье, — сказала Диондра.

Трей взял ее за руку, раскрыл ладонь и вложил в нее охотничий нож.

— Острый, так что дурью не майся.

А разве они здесь втроем не маются дурью, подумал Бен.

— Бен-гей, утри лицо, не разбрызгивай везде свою кровь.

С топором в одной руке и ружьем в другой Бен отер лицо рукавом. Его подташнивало. Кровь не останавливалась, а теперь перемазала еще и волосы и заливала глаз. Ему было очень холодно, и он подумал, что такое случается перед смертью, когда человек истекает кровью. Потом вспомнил: немудрено, что кожа покрылась пупырышками, — тонкий коротенький пиджачок Диондры надет прямо на голое тело.

Наконец Трей извлек из машины огромное кайло — для себя — с острым, как сосулька, серебристым концом и перекинул через плечо — человек собрался на работу. Диондра продолжала капризно дуть губы из-за ножа, и Трей шикнул:

— Хватит! Ты хочешь что-то сделать или нет?!