Выстрел на поражение - Александра Снежная (2020)

— Скажи… Скажи мне… — едва удерживаясь перед чертой падения в бесконечное море блаженства, умоляюще простонала я, цепляясь из последних сил за пылающий взгляд Стэна. Понимая меня без лишних слов, он сжал в ладонях мое лицо и, мощно толкаясь вперед, на выдохе произнес:

— Я люблю тебя…

Я рассыпалась на атомы. Умерла и воскресла. А потом улыбалась и шептала в теплую шею Стэна:

— Мой… Люблю…Жить без тебя не могу….

Обессиленные и счастливые, мы погрузились в обнаженную тишину, говорящую больше миллиона ненужных слов. И мне так спокойно и хорошо было лежать на груди любимого мужчины, прижиматься щекой к его влажной коже и слушать мощные удары его большого сердца. Они — моя колыбельная, мой негаснущий маяк, что больше никогда не даст заблудиться во тьме.

***

Утром я проснулась не от звука собственного хронометра и не потому, что меня мучали бесконечные кошмары или тошнота, а из-за невыразимого ощущения неги, исходящей от ласковых рук Стэна, бережно укутавших меня в свое тепло. Вставать было лень. Тыкаясь носом в большое и такое родное тело мужчины, я тихо засопела, пытаясь надышаться его запахом.

Хочу пахнуть им весь день.

Мне на голову мгновенно опустилась широкая ладонь Стэнфорда, нежно пригладила мои спутанные волосы, и мужчина сонно проворчал:

— Спи, моя сладкая… Еще рано…

Я улыбнулась, тронула рукой подбородок Стэна, потом нежно поводила по его нижней губе, получив в ответ легкий поцелуй в подушечки пальцев.

— Мы проспим дежурство, — шепнула я, жалея, что приходится его будить.

— Нет никакого дежурства.

Стэн приоткрыл один глаз, подгреб меня к себе и выдохнул мне в макушку:

— Спи.

Сон почему-то сразу развеялся. Молча полежав почти минуту, я не выдержала и спросила:

— То есть как «нет никакого дежурства»? А вчера на построении: «Офицеры, довожу до вашего сведения, что с сегодняшнего дня штаб назначает дежурство на стрэйнджере даже тогда, когда он находится на базе.» — это что такое было? — дословно процитировала я выступление Стэнфорда.

Он закряхтел, заворочался, как большой и неуклюжий медведь, а потом приподнялся на локте и навис надо мной — такой восхитительно взъерошенный и слегка небритый.

— Это был гениальный план по твоему соблазнению.

Губы мои возмущенно округлились, и вместо достойного порицания, с них слетело жалкое:

— У тебя совесть есть?

— Совесть? Где-то была. Сейчас поищем, — сурово сдвинув к переносице брови, Стэн засунул руку под простыню и стал щекотно водить ею по моему телу, пока я не начала повизгивать от смеха. — Нашел, — сомкнув ладонь у меня на пятой точке, воскликнул он под мой звонкий хохот.

— Боюсь, что ты обознался. Это не твоя совесть, а источник всех моих бед.

— Да? — удивился Стэнфорд. — А на вид твой «источник бед» такой аппетитный.

Смешливые искорки в карих глазах мужчины мгновенно полыхнули жаром пробуждающегося желания, и пока Стэн опять не лишил меня возможности здраво рассуждать, я прижала к его щеке ладонь и мягко произнесла:

— Я хотела поговорить с тобой о ребенке… Дело в том…

Стремительно наклонившись, Стэн закрыл мне рот поцелуем, от которого я чуть не потеряла сознание, а когда отстранился от меня, то тихо проговорил в мои распухшие губы:

— Это уже не важно. Мой будет.

— Но он… — хотела сказать, что он и так твой, но меня снова заткнули, на этот раз рукой и повелительно изрекли:

— Молчи, женщина. Я сказал мой, значит мой.

Смешной… Какой же в этот момент он был трогательный и смешной.

У меня заскребло в горле и глаза мигом оказались на мокром месте.

— Твой. Конечно, твой. Разве могло быть иначе? — растроганно прошептала я.

Стэн недоуменно дернул бровью, открыл рот, чтобы что-то сказать, и в этот миг, как кара небесная, протяжно завибрировал где-то под кроватью флэтпад, а после послышался чуть насмешливый мужской голос: