Это его бесхитростное «только ты и я» что-то со мной сделало: то ли убило наповал, то ли ранило в самое сердце. Так бывает: живешь, ходишь, дышишь и вдруг — бах, и… твоя жизнь после одной короткой фразы переворачивается вверх тормашками.

Я смотрела на Стэнфорда и спрашивала себя: «Что ты делаешь, Шарлотта?»

Только ответа на собственный вопрос у меня не было. Я не понимала, какой бес в меня вселялся в присутствии этого мужчины и куда испарялся мой разум. Я ведь только что вывалила на Стэнфорда свою жуткую обиду и злость на весь род мужской, отыгрываясь на нем за всех тех, кто грязными ботинками потоптался по моему сердцу.

Заслуживал ли он этого?

Нет, конечно.

Просто он одним своим появлением сломал мой логично выстроенный маленький мир, и теперь я стояла на его обломках, растерянная, беспомощная, не знающая, как жить дальше.

До Стэнфорда все было невероятно понятно и просто: была работа, где меня считали профессионалом; был дом, хранящий мои тайны и любимые «Брайаны»; и был клуб, в котором я отдыхала телом и душой.

Как-то неожиданно ничего не осталось. Вместо должности тэйдора — рядовой офицер подразделения, регулярно вляпывающийся в какие-то нелепые ситуации; вместо тихого дома — наполненный чужими людьми стрэйнджер; вместо спокойного отдыха в клубе — адреналиновые гонки.

Кто я? Может мне кто-нибудь ответить? Почему я больше не чувствую себя Шарлоттой Ривз, у которой была единственная цель в жизни — найти убийц отца, и которая давно смирилась с тем, что проживет эту самую жизнь одна, ведь ей никто не нужен?

Но рядом со Стэнфордом во мне просыпались запретные желания — те, что я давно похоронила в глубинах своей души, не позволяя себе даже думать о них. Просто Бог одним взглядом ободрал мою толстую, годами наращиваемую шкуру до костей, оставив голой и беззащитной. Эта душевная обнаженность — моя фобия. Мне страшно до ледяных мурашек открыть перед кем-то свою душу. Я не хочу, чтобы в нее снова плюнули. Больше никому не позволю. И мне так удобно в тех масках, которые я ношу, ведь все они не настоящие — не живые, а неживому так сложно причинить боль.

— Так что скажешь, Шо? — голос Стэнфорда снова пробил выстроенную моим разумом стену, сломав ее ко всем чертям.

— Что ты от меня хочешь? — устало спросила я, уже жалея о том, что пришла в клуб, что повела себя как дура, и о том, что позвала сюда Стэнфорда.

Я делала одну глупость за другой. Боже, останови меня, пожалуйста.

— Я насчет игры, — обезоруживающе улыбнулся Просто Бог. — Раз уж ты здесь… Сыграем? Все равно у тебя кроме меня здесь соперников нет.

Я невольно усмехнулась и покачала головой:

— Ох, ты и самоуверенный.

— Какой есть, — пожал плечами Стэнфорд. — Так и ты тоже высоко нос задираешь. Или наврала, что сумеешь меня запросто уделать?

— Может, и не запросто, — фыркнула я, — но думаю, что сумею.

Стэнфорд высоко приподнял брови, красноречиво ожидая от меня дальнейшего развития событий, и я сдалась:

— Какую игру ты предлагаешь?

— Работаем в паре. Стреляем по беспорядочно появляющимся мишеням одновременно. Засчитывается только попадание в яблочко. Кто первый промазал — тот и проиграл, — сверкнул белозубой улыбкой мужчина, вызвав у меня обреченный вздох.

— Ладно. Пойдем договариваться с администрацией об отдельном павильоне.

— Провокации в ходе игры разрешаются, — лукаво, как шкодливый мальчишка, прищурился Стэнфорд.

— Какие еще провокации? — остановилась я.

— Словесные, — весело подмигнул мне мужчина.

Вот же хитрый жук, и на что я опять по дурости своей подписалась?

***

За аренду зала мы со Стэнфордом заплатили поровну, как он ни упирался. Мне казалось, что это правильно, и так я Просто Богу ничего не буду должна. Обычная игра на равных паях и условиях.