Принцесса викингов - Симона Вилар (1996)

Эмма ожидала найти юношу прикованным к одру болезни и почувствовала невольное облегчение, застав его в часовне. Атли тихо молился, стоя на коленях, и не оглянулся, когда позади заскрипела дверь. На Эмму пахнуло холодом и мраком. Нависающий над головой свод, голый алтарь, простое Распятие на стене, осыпавшиеся от сырости росписи. Но Эмма в первый миг подумала лишь о том, что этот промозглый воздух может оказаться для Атли губительным. Осторожно приблизившись, она опустилась рядом на колени, и какое-то время оба сосредоточенно молились. Эмма и представить не могла, что Атли столь далеко ушел от мира за это недолгое время. Но в этих местах даже ветер, врывавшийся в оконце, казалось, несет с собой весть о могуществе и величии Господа, и она вдруг ощутила благоговение, какого не испытывала уже давно.

Наконец Атли едва слышно произнес: «Амен» – и повернулся к ней:

– Вот и ты!

С невероятным облегчением она увидела улыбку на его лице. В его глазах были такая кротость и смирение, какие могут быть лишь у истинных святых. Но сердце ее сжалось, когда она заметила, как он бледен и худ. Казалось, за время, что они не виделись, его плоть истаяла. Ей пришлось помочь ему подняться с колен – он оказался так легок!

Они покинули мрачную часовню. Ласковое весеннее солнце воспламенило волосы Эммы, золотыми искрами сверкнуло в ее карих глазах. Атли глядел на нее, и улыбка не сходила с его губ.

– Я боялся, что не увижу тебя перед смертью.

Ей хотелось сказать, что так говорить – это грех, что весной ему всегда становится легче, но нужные слова оставили ее. На всем облике Атли уже лежал отпечаток неземного, потустороннего, и его улыбка была улыбкой призрака. Губы были бескровны, а в глазах не было живого блеска, и Эмма не смогла сдержать рыдание:

– О, Атли!..

Он коснулся тонкой рукой ее влажных щек.

– Я никогда не видел твоих слез. Как ты красива, когда плачешь!

Эмма вдруг упала перед ним на колени, обхватив его ноги, и всхлипнула:

– О, прости меня, прости!.. Я знаю – ты великодушен!

Он осторожно перебирал пряди ее волос.

– Как ты прекрасна… В тебе столько жизни, огня… Мне давно следовало понять, что мы с тобой вовсе не пара. Но твое пламя всегда завораживало меня. Я знаю только одного человека, в котором бушует тот же огонь, – это мой брат Ролло.

Эмма подняла к нему заплаканное лицо:

– Ты должен был возненавидеть меня…

– Я и возненавидел. Но ненависть сожгла во мне остаток сил. И однажды я понял, что за этим – конец. Не осталось ничего – ни ненависти, ни любви. Только Он – тот, кто принял меня с любовью и даровал мне покой…

Атли закрыл глаза, подставляя бледное лицо лучам солнца.

Здесь, у колонн клуатра, было безветренно, слышно было, как вдали кричат чайки, а совсем рядом звенела синица.

– Господи, как славно, – тихо проговорил Атли. – Почему человек только перед смертью узнает, как щедро одарил его Господь?

Эмма продолжала всхлипывать, не поднимаясь. Каждое слово Атли обжигало и ранило ее. Ему было так мало отпущено, а она, ведая это, даже не попыталась сделать его счастливее. И все же она вздрогнула, когда он вдруг произнес:

– Что, если сейчас, когда оставшиеся мне дни сочтены, я попрошу тебя исполнить мою мечту и обвенчаться со мною?

Пожалуй, согласись она – и ей самой стало бы легче нести бремя вины. Подарить последнюю радость… Но она не могла сделать это, как не могла сказать ему, что носит в чреве плод своего предательства. Поэтому она лишь подняла к нему искаженное страданием лицо:

– Это было бы ложью, Атли!

Он вдруг улыбнулся:

– Спасибо, Эмма. Спасибо, что ты сберегла не только жалость ко мне, но и уважение к моему достоинству. А я было решил, что, кроме снисхождения, в тебе нет иных чувств.