Принцесса викингов - Симона Вилар (1996)

Он разложил пирог с бараниной, сдобренной травами, тонкой струей налил в две плоские деревянные чаши густое вино.

– Благословим же друг друга, – молвил он, коснувшись чаши епископа. Роберт числился светским аббатом монастыря Святого Германа, что в Париже, и таким образом также являлся лицом духовным.

Когда они присели на обломки скалы, Роберт пригубил вино и сбросил кольчужный капюшон, закрывавший лицо. Герцог был уже немолодым, но все еще статным и красивым мужчиной. Черты его лица отличались благородством, хотя в складке рта, обрамленного золотистой бородкой, уже сквозила усталость. В длинных пшенично-желтых волосах блестели серебряные нити, однако темно-карие глаза под смоляными дугами бровей светились юношеской живостью.

– С годами ты все больше становишься похож на своего брата Эда, упокой Господь его душу, – сотворил знамение Франкон. Он знал, что его слова придутся по душе Роберту, который свято чтил память покойного короля.

Однако тот не ответил.

– Каково вино? Это с виноградников святого Германа. У вас в Нормандии не выращивают лозу, и тебе, небось, редко приходится вкушать что-либо подобное. Я, конечно, не имею в виду монастырские настойки из бузины и одуванчиков.

Епископ с видом знатока смаковал темный маслянистый напиток.

– Считай, что я причастился. Ей-богу, совсем недурно. Ничуть не хуже тех вин, какие подавались на пиру у Роллона.

В его голосе звучала легкая насмешка.

– Хороший удар, Франкон, – одобрительно усмехнулся герцог. – Ты почти заставил меня почувствовать себя вилланом.

– Себя же выставил викингом, у которого не переводится чужое вино, – подмигнул прелат. – Кстати, пирог заслуживает особой похвалы.

У входа в грот внезапно возник покрытый струпьями прокаженный подросток. Его почерневшая рука беспомощно висела вдоль туловища, другую он тянул, клянча подаяние. Роберт отломил кусок и швырнул ему. Однако, когда на фоне проема появился силуэт женщины, еще стройной, но с лицом, скорее напоминающим рыло свиньи, в котором не было ничего человеческого, даже епископ не выдержал и с криком запустил в нее камнем. После этого он взглянул на герцога.

– Я для них едва ли не святой после того, как выхлопотал у Ролло позволение прокаженным посещать службы в базилике Святого Уэна.

– Зачем ты меня вызвал? – угрюмо спросил Роберт. Ему было не по себе в этом проклятом Богом месте. Он раздраженно оттолкнул морду коня, который также требовал угощения, дышал паром в шею.

– Ты ведь получил мое уведомление, герцог?

– Да, твоя голубиная почта, как всегда, действует безотказно. Но насколько возросло его войско? И уверен ли ты, что Роллон откажется продлить мир? Ведь он согласился устроить охоту.

– Это еще ни о чем не говорит. В прошлом году Ролло необходима была мирная передышка. Ради этого он даже отказался мстить за то, что ты держал его в клетке. Но сей год в Нормандии выдался на редкость изобильным. К тому же и корма…

– Довольно, – остановил епископа Роберт, невольно хмурясь, ибо в его землях этот год, особенно на юге, грозил голодом. – Ты клонишь к тому, что после охоты мы с Ролло разъедемся, дабы затеять смотр войскам перед предстоящим столкновением?

Епископ с сожалением заглянул в опустевшую чашу.

– Нет, мессир. Вернее, одному только Богу ведомо, чем закончится ваша встреча. Ибо случился же набег данов… хотя, помимо долины Секваны[28], Нормандия почти не пострадала. Но разве волк избавится от желания убивать? Роллон будет помышлять о набегах до тех пор, пока не проклянет Одина и не примет истинную веру Христову.

Роберт неторопливо повел плечами.