Ва-банк - Анри Шаррьер (2015)

Я вылетел из Парижа через Орли и отправился в Израиль, где должен был повидаться с матерью Риты. Мне было любопытно познакомиться с этой страной и этим народом, преследуемым испокон веков, а сейчас, как говорят во всем мире, творящим чудеса.

Откровенно говоря, я был настроен весьма скептически. Я рассматривал Израиль и его народ как люд подневольный, находящийся в плену у своей религии, которому раввины да святоши навязывают как образ мыслей, так и образ жизни.

Самолет сел в Тель-Авиве. Мне надо было добраться до Хайфы: там, где-то рядом, в местечке под названием Тель-Ханам, жила мать Риты.

Сразу же бросилось в глаза, что молодое поколение этой страны не без царя в голове.

Все водители такси помимо иврита владели по крайней мере одним иностранным языком, некоторые – двумя. Первый из подошедших ко мне говорил по-английски. Потребовалось всего три минуты, чтобы найти того, который знал бы французский или испанский. И вот мы в стареньком такси, за рулем которого сидел молодой парень, одинаково хорошо говоривший по-испански и по-французски. Я начал разговор:

– Ты откуда?

– Родился в Касабланке, закончил там учебу и получил диплом. Я сефард.

– А кто такие сефарды?

– Это евреи, изгнанные испанской королевой Изабеллой Кастильской. В школе я учился на французском, а испанскому научился от отца и матери.

– Давно уже живешь здесь?

– Десять лет. Приехал вместе с отцом, матерью, бабушкой и двумя сестрами. Здесь нормально, у всех есть работа. Мы у себя дома, на своей земле. Все выучили иврит. Зачем? Обязательно должен быть какой-то общий язык, поскольку в Израиль съехались евреи со всего мира. Каждый приехал со своим языком. Как же нам быть без единого языка для всех?

– Работаешь на себя? Твоя машина?

– Нет, я не настолько богат, чтобы иметь свое такси.

– Дорого стоит?

– Очень дорого, около пятидесяти тысяч франков.

– Значит, здесь, как и везде, есть богатые и бедные.

– Есть богатые, это верно, но бедных нет, потому что здесь не надо выклянчивать ни работу, ни деньги.

– А престарелые?

– Ими тут занимаются серьезно. Они получают хорошую пенсию и маленький домик с садиком.

– У тебя есть дом?

– Пока нет. В администрации засели польские евреи, так что сефардов слегка прижимают. Своего рода расовая сегрегация.

– Неужто! Значит, вы последние, у кого еще есть расовые проблемы!

Он смеется.

– Что верно, то верно. Но всегда смешно. Это изживется в следующем поколении. Они все будут сабрами.

– А нынешние сабры, они не расисты? Сабры – это те, кто родился в Израиле, не так ли?

– Да. Но они тоже расисты. Они мнят себя высшей расой и полагают, что должны иметь больше прав, чем остальные. И только из-за того, что родились в Израиле.

– Значит, у себя в поселке ты не в числе избранных.

– Да, но мы забываем обо всем, когда действуем как единая нация, то есть когда мы работаем все вместе ради процветания экономики.

– А евреи из других стран помогают вам деньгами?

– Эти средства не разбазариваются, а используются только на то, чтобы люди жили нормально. На них создаются предприятия, орошаются пустыни, сажаются деревья и строится все, что может быть полезно обществу.

– Ты любишь свою страну?

– Я отдам за нее жизнь.

– А что в тебе сидит крепче всего? Религиозный фанатизм?

– Нет. Я еврей, но в нашей семье мы едва ли следуем законам Торы. Видите ли, надо понять, что ни в одной стране к нам не относятся как к равным. Мой отец воевал вместе с французами и вместе с марокканцами. Но всегда находился какой-нибудь идиот, будь то француз или араб, кто обзывал его грязным иудеем.

– Согласен, но по одному человеку нельзя судить о нации!

– Верно, но когда рискуешь жизнью и носишь форму армии этой нации, тогда и относиться к тебе должны, как к другим.

– Тоже верно.

Хайфа. Через четверть часа мы приедем в Тель-Ханам.