Темный огонь - Кристофер Сэнсом (2006)

За столом воцарилась тишина, такая же глубокая, как и во время обеда в Линкольнс-Инне. Юноша из рода Вогенов выглядел так, словно отчаянно желал спрятаться под столом.

– Да, все мы должны согласиться с тем, что город наш требует множества улучшений, – произнесла леди Онор. Она пыталась говорить беззаботно, однако в тоне ее чувствовалась некоторая натянутость. – Не далее как на прошлой неделе епископ Гардинер сказал в своей проповеди, что у каждого из нас есть свои обязанности и нам следует выполнять их с великим тщанием, дабы достичь процветания в королевстве.

Произнося эти примирительные слова одного из самых консервативных епископов, леди Онор окинула взглядом стол, словно ожидая, что кто-нибудь из гостей поможет ей увести разговор в сторону от рискованной темы. Несомненно, ей не хотелось, чтобы на званом вечере вспыхнул скандал.

– Да, выполнять свои обязанности – это наш первейший долг, леди Онор, – произнес я, в фигуральном смысле бросаясь на пролом грудью. – Все мы должны трудиться во имя всеобщего блага.

– Уж вы-то, конечно, трудитесь в поте лица, – фыркнул герцог. – Молоть языками – вот вся ваша работа. Я вспомнил вас, господин крючкотвор. Вы были вместе с тем невежей, который в прошлое воскресенье вывалил на меня целый ворох лютеранских сентенций.

Признаюсь, что под полыхающим ледяной ненавистью взглядом герцога я оробел.

– Я так полагаю, вы, господин крючкотвор, тоже лютеранин?

Глаза всех собравшихся устремились на меня. Ответить утвердительно означало подвергнуть себя риску быть обвиненным в ереси. В какой-то момент я так растерялся, что лишился дара речи. Блуждающий мой взгляд уперся в женщину, которая провела рукой по вспотевшему лицу, выпачкав пальцы в румянах. За окнами прогремел еще один раскат грома, на этот раз более близкий.

– Нет, ваша светлость, – наконец произнес я. – Я всего лишь последователь Эразма.

– Ах, этого голландского извращенца, – процедил герцог. – Я слыхал, он совратил другого монаха, когда был еще послушником. И знаете, как имя его дружка? – Он обвел взглядом покрасневших, смущенно хихикавших гостей. – Роджерас. Роджерас, поняли?[7]

Герцог зашелся своим лающим смехом, неожиданно разрядившим обстановку. Многие мужчины захохотали вместе с ним. С бешено бьющимся сердцем я откинулся на спинку стула. Герцог меж тем повернулся к юному Генри Вогену и принялся рассказывать истории о своих военных походах.

Леди Онор вновь хлопнула в ладоши.

– А теперь послушаем музыку, – провозгласила она.

В залу вошли двое лютнистов и молодой человек в пышно разукрашенном костюме. Музыканты заиграли, а певец принялся петь народные песни, достаточно громко для того, чтобы его можно было расслышать, и достаточно тихо, чтобы не мешать разговору. Я окинул взглядом стол. Реплики, которыми обменивались гости, становились все более отрывочными и несвязными. Совокупное действие жары, вина и сладких кушаний привело к тому, что сидевшие за столом * в большинстве своем имели вялый и сонный вид. На стол подавали все новые яства, среди которых была и уменьшенная копия Стеклянного дома, весьма искусно сделанная из марципана; однако пресытившиеся гости едва пробовали их.

Певец меж тем запел «Ах, милый Робин», и все смолкли, чтобы послушать. Казалось, печальная песня как нельзя лучше соответствовала подавленному настроению, воцарившемуся за столом. Лишь Норфолк вновь принялся о чем-то перешептываться с Марчмаунтом. Леди Онор поймала мой взгляд и наклонилась ко мне через стол.

– Спасибо за то, что пришли ко мне на выручку, – сказала она. – Мне очень жаль, что в награду вам пришлось выслушать грубость.

– Меня предупреждали, что за вашим столом подчас ведутся нелицеприятные разговоры, – пожал я плечами. – Леди Онор, я хотел бы побеседовать с вами наедине.

Приветливое выражение, сиявшее на ее лице, внезапно сменилось настороженным.