Ледокол - Валерий Рощин (2016)

Тогда в бани ходил почти весь город, за исключением счастливчиков, проживающих в шикарных квартирах: номенклатурных работников, артистов, ученых, генералов и адмиралов…

Семья Петровых посещала ближайшую баню, что стояла напротив уютного сквера, название которого Андрей благополучно забыл. После помывки собирались на одной из лавочек. Мама всегда задерживалась, высушивая и укладывая свои роскошные волосы, а папа с Андреем ееждали.

Если погода была теплой, папа шел к ларьку и покупал две кружки пива. Мама выпивала половинку, потому как была к пиву равнодушна, а папе доставалось полторы. Для Андрея он приносил маленькую кружечку кваса, и все семейство, блаженствуя, неспешно утоляло жажду.

Андрей не знал вкуса пива и всегда полагал, что он и родители пьют одно и то же.

Иногда в ларьке не оказывалось пива, и папа без особого удовольствия пил квас. А однажды не оказалось кваса, и Андрею ничего не принесли. Ему, конечно же, стало обидно — взрослые-топили!

— Оно горькое, ты такое не будешь, — ласково сказала мама.

Но объяснение не устроило, он едва не плакал от возмущения. Тогда папа не выдержал и дал попробовать из своей кружки.

Ощущения показались странными. Ожидалось нечто хлебное и кисло-сладкое, как в привычном квасе. Но вкус поразил новизной. Горечь не была настолько резкой, чтоб шестилетний ребенок тут же выплюнул пробу. Зеленые яблоки в садах ближайшего совхоза были погорчее. И запах… Андрей на всю жизнь запомнил запах того настоящего отцовского пива. Сейчас такого не было.

В тот день один глоток его успокоил. А на следующей неделе он выдвинул ультиматум:

— Не хочу квас! Мне глоток того же, что у вас.

Отец на секунду задумался, кивнул и дал отхлебнуть из кружки. С тех пор ритуал после бани изменился: кваса больше не брали, а малец делал маленький глоток взрослого напитка — больше он и не хотел.

Когда Андрей учился в старших классах школы, папа стал приносить ему маленькую кружку пива. В день совершеннолетия разрешил выпить большую, но сыну в таком количестве пиво не нравилось.

Потом пиво испортилось, баня совсем обветшала. Родители по-прежнему жили в той же служебной квартирке, а Андрей, став курсантом училища, появлялся дома все реже…

«Мама… — прошептал он, поглаживая подушечкой пальца ее милое лицо. — Ты всегда была жизнерадостной, улыбчивой и оптимистичной. Заботливой, терпеливой и работящей…»

Она действительно многое успевала: и работать в трамвайном депо, и содержать в идеальной чистоте квартиру, и обрабатывать небольшой участок земли, выделенный ей профкомом.

Она ушла, когда ей не было и 40 — скрутила одна из проклятых женских болячек. Помыкалась по больницам; поплакала, прощаясь с близкими. И тихо ушла в одну из январских ночей.

«Папа… — улыбнулся капитан, вглядываясь в его спокойное доброе лицо. — Ты никогда не унывал. Даже когда тебе в сотый раз отказали в поликлинике и не выдали справку для найма матросом на судно…»

Да, его отец всю жизнь мечтал стать матросом и ходить в море. Не получилось. Вместо этого он 36 лет проработал фрезеровщиком на Адмиралтейских верфях. Строил суда и провожал их на торжественных спусках на воду. А еще незаметно вздыхал, вспоминая о своей несбывшейся мечте, и постоянно читал книги о походах и флотской службе.

Потом внезапно заболел и тихо скончался в кардиологическом отделении Ленинградской областной клинической больницы. Андрей находился в трех тысячах миль от родных берегов и не смог обнять его в последние минуты жизни, не смог проводить в последний путь…

* * *

Когда в замке звякнул ключ, а дверь бесшумно открылась, Петров здорово удивился: кого это принесло посреди ночи?

Подправив лежащий на столе фонарь, онувидел стоявших на пороге Зорькина и двух матросов.

— Андрей Николаевич, судно наше! — запыхавшись, доложил радист. — Вы свободны. Судно может продолжить движение. Вас ждут на мостике.