Тень автора - Джон Харвуд (2013)

Мы знали, что ее отцу это не понравится. Начать с того, что Хорейс Уорд не одобрял моей кандидатуры; он полагал, и небезосновательно, что мне не хватает амбиций; и, даже если отбросить в сторону вопрос достатка, он был категорически против родственных браков. Мы были троюродными братом и сестрой, причем по линии матери, но это нисколько не меняло его позиции. Для него была принципиальна любая степень родства. В тот же день, когда она впервые заговорила с отцом о наших отношениях, я был отлучен от их дома, а она от нашего, под угрозой лишения наследства. Надо отдать ему должное, он очень любил Имогену; думаю, он искренне верил в то, что если отдаст ее мне, то принесет в жертву свою единственную дочь, которой даже и не все принцы-то были достойны, это если не принимать в расчет их привычки жениться на кузинах. Она могла получить от отца все, о чем бы ни попросила; все, кроме меня.

Теодор говорил, словно обращаясь к портрету Имогены де Вере.

– Почему ты так спокойно говоришь об этом, дядя? – с нежностью произнесла Корделия. – Судя по всему, он был просто монстром.

– Думаю, это своего рода слабость – всегда видеть и обратную сторону проблемы. Иногда нужно просто действовать… Если бы тогда я знал то, что знаю сейчас, я бы подождал и убедил ее сбежать со мной в день совершеннолетия. Мы продолжали тайно встречаться, но, как всегда бывает, об этом стало известно ее отцу; последовали новые сцены… новые угрозы… для нее это было страшное испытание… и я стал всерьез опасаться, что порчу ей жизнь. В конце концов мы с Имогеной договорились, что я поеду в Калькутту, как того хотел мой отец, года два буду вести там дела фирмы, а потом, если наши чувства не остынут… В канун моего отъезда ей как раз исполнилось двадцать лет. Ее письмо, сообщавшее о том, что она помолвлена с сорокалетним банкиром по имени Рутвен де Вере, пришло за три месяца до моего предполагаемого возвращения домой. Так я задержался в Индии на пятнадцать лет.

Он отвернулся от портрета к окну, вглядываясь в холодные застывшие поля. Снег, выпавший на прошлой неделе, еще держался на верхушках холмов.

– Но, дядя, я не понимаю. Как же она могла переехать сюда жить после всего, что произошло?

– Ты считаешь, это было неприлично?

– Нет-нет, я хочу сказать, как она могла принять твое приглашение после всего, что она с тобой сделала?

– Ты не должна на нее сердиться, моя милая. Во всяком случае, из-за меня. Она была серьезно больна; ее родители умерли; все ее деньги перешли к де Вере; ей больше не к кому было обратиться. И потом, мы ведь общались с ней. Может, это была очередная слабость с моей стороны; не сомневаюсь, многие увидели бы в этом полное отсутствие воли.

– Только не я. Ей очень повезло, что у нее был такой друг, – сказала Корделия, взяв его за руку. – Но почему она ушла от мужа, как только заболела? Видел ли после этого своего отца наш папа? И почему папа никогда не говорил о нем? И тетя Уна? И даже ты? Ты когда-нибудь встречался с ним? С Рутвеном де Вере, я имею в виду.

– Нет, моя милая. Не забывай, что я был в Индии и вернулся лишь за год до того, как все это случилось. Если бы моя мать прожила дольше, я бы вообще не вернулся в Англию. И письма Имогены в основном были об Артуре. Я знал, что у них большой дом на Белгрейв-сквер, – кстати, это была первая площадь, которую электрифицировали, – изысканно обставленный, но она об этом даже не упоминала. Так же, как и о своем муже. Разумеется, я написал ей, что вернулся, и она ответила, что с радостью приедет к нам вместе с Артуром повидаться, а еще она очень сожалела по поводу кончины моей матери. Это было ее последнее письмо, а потом я получил телеграмму…

Он опять обернулся к портрету, морщась от болезненных воспоминаний.

– Какого черта она вышла за него замуж? – в сердцах бросила Корделия.