Атомка - Франк Тилье (2014)

Внезапно рессоры фургона скрипнули, машина качнулась, тела пленников подпрыгнули и снова рухнули на пол.

Владимир постучал рукояткой оружия по железу и крикнул что-то на своем языке шоферу.

Шарко не спускал с переводчика глаз:

— Сумасшедший, просто сумасшедший. А столько было красивых слов о возвышенных целях вашей ассоциации… Может, объясните, почему вы занялись такими делами?

Человек с белыми волосами вынул из рукоятки своего русского пистолета магазин, проверил и сунул обратно, обращался он с «пушкой» привычно, очень ловко. Шарко уже доводилось видеть такой вид оружия на набережной Орфевр: старый ТТ, пистолет Токарева, использовался Красной армией во время Второй мировой войны. Перезарядив оружие, Владимир отвернулся к окну и погрузился в молчание. Снаружи не было ничего, кроме пустого пространства, солнце уже клонилось к закату. Французы переглянулись, снова попытались, дергаясь и морщась, освободиться от пут, но мучитель, видимо, краем глаза заметил их усилия и резко повернулся к ним снова:

— Даже и не пробуйте, понятно?

— Вы убиваете собственный народ, — сказала Люси. — Вы убиваете детей.

Ермаков уставился на нее, помолчал, потом замахнулся, готовый ударить:

— Глотку-то заткни!

— Ну, бейте, бейте! Вы просто подлец и трус, больше никто.

У переводчика глаза чуть не выскочили из орбит, но он глубоко вздохнул и все-таки опустил руку с оружием.

— Здесь люди готовы на все, лишь бы выбраться из нищеты, но вам такого не понять. Эти мальчишки в любом случае обречены, им не выжить, они нахватали столько цезия, что сердца у них дырявые, как сыр. И все, что я делаю, — это привожу их сюда, в ЧеТор-три. Потом ими занимается Михаил. Я беру деньги, и остальное меня не касается.

Бездушный наемник. Люси плюнула ему в лицо. Седовласый аккуратно стер плевок рукавом куртки, снова надел капюшон и выглянул в окно. По лицу его промелькнула едва уловимая улыбка.

— Скоро будем на месте.

Шарко продолжал теребить веревки. Нет, не выпутаться.

— Мы проверяли, ни один ребенок из тех, что привозила в Париж ассоциация, не пропал. — Франк решил отвлечь внимание седого.

— Те, конечно же, не пропадали. Но у детей, которые живут в нескольких метрах от тех, цезия в организме ровно столько же. — Машина, казалось, потеряла сцепление с дорогой, заскользила, потом клюнула носом, возвращая передние колеса на место, и поехала дальше. А Владимир как ни в чем не бывало продолжал: — Наша система отлажена лучше не придумаешь. Мы забираем детей из разных мест, находящихся одно от другого на расстоянии в десятки, если не сотни километров. На этой Богом про́клятой земле дети уходят в поле или в лес за черникой и больше не возвращаются: силенок на обратный путь не хватает. У некоторых из них нет родителей и родственников, нет никаких документов, то есть никакого правового статуса. Иногда они объединяются в стайки, занимают брошенные здания, воруют, чтобы прокормиться. Базар — лишь один пример из многих. Полиция сюда и носа не сует, но если вдруг появляется — угадайте, что делает? Местные, они выброшены из мира, их словно бы и не существует. И исчезновения детей практически никто не замечает.

— Но почему именно этот чертов цезий? И почему именно эти дети?

Солнце внезапно скрылось за нагромождением бетонных блоков, которые, казалось, доходили прямо до неба. Кругом выросли серые стены — будто машина попала на улицы окаянного города. Тень легла на лица. Мотор урчал неровно, фургон временами ехал медленнее, то и дело менял направление.