Атомка - Франк Тилье (2014)

— Ну да, мы уже знали, что он такой… А потом парочка негодяев решила убрать Агонла и всех, кто имел хоть какое-то отношение к проклятой писанине, пусть даже в малейшей степени. — Шарко ненадолго задумался. — Михаил и Владимир продолжают утверждать, что ничего и знать не знают об истинной деятельности Шеффера и его фонда. Переводчик отбирал и похищал детей, водитель под руководством Шеффера делал им татуировки, потом отвозил на Урал в фургоне с радиоактивными отходами. Шеффер за это щедро платил обоим. На сегодняшний день известно, что за десять лет им было использовано для опытов четырнадцать мальчиков.

— Четырнадцать! Ужас-то какой!

— И это только верхушка айсберга. По словам Михаила, в то время, когда Шеффер вместе со своим фондом находился на территории России, доктор сам занимался русскими детьми, зараженными радиацией, — искать другие пути ему пришлось уже после того, как его из России прогнали. Тогда он обосновался во Франции, где и нашел удачный способ продолжить свой гибельный промысел.

— Ассоциация?

— Конечно. Он создал ассоциацию и привлек к работе Владимира и Михаила. С тех пор наши милые шофер и переводчик похитили пятерых украинских мальчишек.

— Надеюсь, похитители окончат жизнь за решеткой.

Комиссар стиснул зубы, но преодолел себя и перешел к практической стороне дела:

— Кто-то из посольских уже отправился за машиной, на которой мы ездили к запретной зоне, и вот-вот вернется с нашими вещами. Нам понадобится самая теплая одежда: если все будет хорошо, завтра рано утром, в семь двадцать, мы вылетаем в Челябинск. Вернее, сначала час полета до Москвы, там у нас пересадка, потом из другого аэропорта летим на Урал, в Челябинске приземлимся в двенадцать ноль семь по московскому времени, по местному — в три часа дня. Если к тому времени Интерпол и Белланже все уладят, Арно Лашери привезет в аэропорт двух полицейских, которые вместе с нами полетят на Урал. Если я правильно понял, оба они из местной уголовки, значит делают примерно то же, что мы во Франции. Эти ребята уже связались с челябинской полицией и там, на месте, будут руководить следственными действиями. В общем, нам остается смотреть и ничего не трогать. Меньше всего на свете нашим верхам хочется, чтобы что-нибудь случилось еще и на российской территории.

— Ага, «что-нибудь случилось»! Когда детей уже столько лет похищают!

Шарко обнаружил сообщение Белланже, выслушал его и встал:

— Я на минутку. Поговорю с шефом и вернусь.

Люси отодвинула тарелку. Ей в вену влили столько глюкозы, что есть совсем не хотелось. Она встала, подошла к окну. Увидела какую-то киевскую улицу — пустынную, редкие прохожие явно спешили, наверное к семьям или друзьям, все-таки Рождество…

Рождество, а она одна в этой убогой больничной палате, так далеко от дома. На Люси навалилась хандра, но раскисать было нельзя, и она постаралась собраться, обдумывая итоги их расследования: те, кто проделывал такие ужасы с детьми, кто виновен в стольких смертях, скоро за это заплатят, пожизненное заключение им гарантировано.

В конце концов, может быть, это самый лучший рождественский подарок!

В палату вошел ее лечащий врач — молодой, лет тридцати, брюнет — и, улыбаясь, заговорил с ней на вполне приличном английском:

— Результаты обследования удовлетворительные, вы проведете здесь ночь, а завтра утром, как и предполагалось, мы вас выпишем.

— Отлично, — ответила Люси, тоже с улыбкой. — Только не просто утром, а совсем рано утром.

Доктор, поглядывая на пациентку краешком глаза, что-то записал в истории болезни.

— Советую вам в течение нескольких ближайших недель больше отдыхать, так будет лучше для ребенка.

Люси схватилась за спинку кровати. Она подумала, что не расслышала или недопоняла, нахмурилась:

— Ребенка? Вы сказали «для ребенка»?

— Да.

— То есть вы считаете…

Руки-ноги у нее задрожали, она не находила слов.

Врач заулыбался еще шире: